Георгий Давыдов - Крысолов

Почему бы не перещупать контакты?

Между прочим, для этой роли Булен отпустил волосы (романтически разлеглись на плечах) и вызнал удивительный факт из биографии лысого драматурга Эсхила (тот самый грек): орел-гурман, поднявший в лапах черепаху, метнул ее вниз точно на лысину — думал, что камень. А как еще поступить, чтобы расколоть панцирь с нежным мясом? Помилуйте, неужели орел виноват, что с высоты желтоватая лысина была похожа на замшелый валун? Вот и десерт к черепашьему супу… «Жди, — осадила Ольга, — будут blini, pelmeni, kotletki, ris s’Loukom, tushennaya markov, grechnevaya kasha, tvorozhnaya zapekanka, vatrushki и kissel в придачу». — «Я рассчитываю на черную кавьяр». — «Только для президента Айзенгауэра».

Ольгина шуточка (роль драматурга с левым накреном) очень сгодилась. На фуршете Булен притискивался к Ван Клайберну (пока тот снежно-улыбчиво раскрывал рот на хрипотцу кремлевского вождя — «Vania, Vania, gde ty byl? V nashem posolstve viski pil!»), митрополиту Агафафангелу («Нарадная уласть абеспечиват усе суободы»), академику Голю (с болотным лицом — отмалчивался, нажимая на buterbrody), писательнице Фесянько (только что получила госпремию за роман «Девчушки»), к поэту с несколько бабьим лицом (впрочем, красавцу). Кстати, Божидаров, листая красную прессу и подкарауливая живьем (пока не попал в списки A-B) служащих красных миссий, вывел закономерность: после идеологического отбора в Московии восторжествовал отбор физиологический… Доказательства? Пожалуйте: наверх теперь вылезали блондинки-хохотушки (почему бы и не хохлушки), умеющие не цитировать Маркса, а знающие, что такое — ласка. И, конечно, пользоваться духами — фяк-фяк (по заушинам), прицепила улыбку и шагнула в большую жизнь! А мужчины? Красавцы с румяными лицами, исполненными доверия…

Булен решил купить поэта правильной русской речью (у поэта на лице проступили признаки несварения — знаем, господин хороший, где так учат) — «После полетов Белки и Стрелки каждый культурный человек обязан был выучить русский язык!» Нет, псинки стартовали лишь через год. Тогда распишем матросскую пульку: «После выстрела „Авроры“ каждый культурный…» — Поэт смягчеет: «А акцент, Теодор Теодорыч (не невежливость, а расположение друга), остался!» — «На брудершафт?..» — «Моя фамилия Трофимовский…»

Разумеется, за Трофимовским посматривал контрразведчик Пацюк (элегантен в сером — пиджак в крупную клетку, брюки струящиеся — мог бы украшать витрины магазинов Пьера Кардена, на ботинки выделена была специальная сумма из представительских расходов — на буйволовой подошве, с поскрипом), он, чистосердечно улыбаясь, начал прогрызаться сквозь общество жующе-пьющих к поэту. Легенда Пацюка — специалист по Достоевскому. Еще бы не современно! Не забыть: «Бедные люди» — сразу вычисляем, кто есть кто… заблуждения по поводу революционеров определенно вскрыла современная действительность… миллионные тиражи Достоевского доказывают… На фуршет хватит.

Тут Пацюка абордажировала мисс Сильвия Коэн — с виноградными грудками, малиновым шиньоном на вороньих власах, очками, придающими сходство с водолазом-миноискателем.

— Мисс Коэн (подаст с грацией желтую ручку).

— Пацюк (кротко-мужественно, женщинам любо — она толкнет его острым бедром из-под ядовито-неясной юбки).

— Вам ничего (переезжает на шепот) не говорит мой фамилий?

— Коэн? Коэн? (попробуй разберись, кто тут в Америке еврей, а кто русский). Пожалуй, только то, что очаровательная (все-таки Пацюк не зря состоял на качественном довольствии, да?) молодая леди великолепно говорит на языке Пушкина и Маяковского. Хотите перейдем на английский? (Ускоренные курсы комитета безопасности — любой язык в пределах фуршета за две недели).

Коэн позеленеет.

— Моя отец (глаза высверкнут из-под очков) лично был знакома с Владимир Ильич! Вы, кажется (надменно, весьма надменно), плохо, товарищ Поцук, осведомлен об истори американская коммунистическая парти — Рутенбург, он же крепки болт, Бьянго, он же общи папа, Джон Рид, он же мексикански пепер, Натаниэль Коэн, моя отец, — великомученик марксистская идея здесь в благословенная Америк (ее заколотит, перестанет толкаться бедрами) сумел в тяжелейшая условий, задыхаясь в ядовитая кольца желтый дьявол…

— Нит (сглотнул оранжадом). Мы изучаем.

Смягчится.

— Моя милый (всхлип) папочка лично был знаком с Лев Давидович. Я скажу вам, дорогой Пецехович, что Лев Давидович до конца дней оставался верен делу мировая революшин и завещал нам его. Я думаю, его должна реабилитировать.