Григорий Покровский: Ася

— А как тут жены офицеров, где работают? — с расспросами пристали два других.

— Чего вы к человеку пристаёте? Где да где? Дома у плиты, да на кровати с мужем.

— Ну почему, — как-то успокаивающе ответил Бурцев. — В поселке, на комбинате, в школе, на стройке, в колхозе, в полку служат. А вообще-то — это ссылка. Худший полк в дивизии считается.

За разговором не заметили, как подошел грузовик. Из кабины соскочил курчавый лейтенант. По его виду было заметно, что он не первогодок. Во всем была видна этакая небрежность. Китель и брюки не видели утюга с момента пошива. Расстегнутый галстук свисал на одной заколке, две пуговицы его рубашки были расстегнуты. Через воротник просматривалась резкая полоса, где кончался загар, и начиналось белое тело. Кроме лица и шеи загорелыми были кисти рук. Валера посмотрел на него и засмеялся.

— Чего смеешься? — спросил лейтенант.

— Смотрю на странный твой загар, — ответил Валера.

— А! Да, это загар по-офицерски, чтобы в бане можно было отличить военного от гражданского. С утра до вечера на службе, так что не до загара.

— Лето кончается, — сказал Валера, — в отпуске надо было загорать.

— Какой отпуск летом у взводного? Знаешь поговорку: «Солнце греет и палит, едет в отпуск замполит. Январь-февраль — месяц холодный, едет в отпуск Ванька-взводный».

— Чего так долго не приезжал? — спросил Бурцев.

— Да это всё «золотой фонд» — прапор на посту ВАИ. У водителя не та отметка в военном билете стоит. Прошел пятисоткилометровый марш не на этой машине. Его ЗИЛ на целину ушел, а ему ГА3–66 дали. Теперь, говорит прапорщик, пусть делают отметку, что он на ней прошел пятисоткилометровый марш, а он с весны уже на ней ездит, больше тысячи накатал. А он мне говорит: «Ничего не знаю, возвращайся в полк и ставь отметку». Забрал права в карман и слушать не хочет, что люди на вокзале ждут. Поехал я в полк, пока нашел зампотеха, поставил штампик, потом начальник штаба поставил печать, что штампик действителен. Приехал на пост, а прапорщика и след простыл. Стал на этом перекрестке и стою — жду. Хорошо мужик на телеге из деревни едет, поздоровались: «Ты кого ждешь? — говорит». А я ему — «Прапорщика с ВАИ». А он — «У него машина с белыми полосками?» — «Да, это она» — говорю. «Я ее видел, — говорит, — он на своей «зебре» дрова Никите во двор завозил».

Я поехал в деревню, вижу, машина возле дома стоит. Ну, зашел я в дом, а он сидит, самогонку пьет с этим Никитой. И говорит мне: «Ты, по какому праву в дом зашел, лейтенант? Ты видишь, что я обедаю? Обедать закончу, приеду на перекресток, жди меня там». Я начал возражать, а он мне говорит: «Если хочешь, то получишь права только на следующей неделе, в среду, на заседании комиссии ВАИ, ещё и выговор схлопочешь, что ездишь с нарушением». Меня такое зло взяло: мне без штампика нельзя ездить, а ему пьяному можно. Ничего не оставалось делать, поехали на перекресток и ждали целый час, пока они откушают.

Чемоданы быстро загрузили в кузов, офицеры уселись на боковые скамейки, и машина тронулась. Выехали на гравийку. От встречных машин поднималась пыль столбом.

— Вот вам комфорт, господа офицеры, — сплёвывая пыль, процедил сквозь зубы Валера. — Летом хорошо, а зимой еще лучше, тут не Крым — до сорока морозы, наверное, бывают?

— Бывают! Зимой вот так и ездим с «утепленными дугами», — пошутил Бурцев.

Белая пыль садилась на лица, волосы, мундиры и сапоги молодых лейтенантов. Они уже не выглядели с иголки, и их было трудно отличить от бывалого Бурцева.

Грузовик остановился у штаба. Перед офицерами открылся вид типичного военного городка. В двадцати метрах от машины находился деревянный дом, отштукатуренный и покрашенный в желтый цвет. Возле двери висела табличка из красного стекла. На ней бронзовыми буквами красовалась надпись «штаб В\Ч 00000». За штабом находились несколько таких же домиков. Это были классы. Если их можно было так назвать. Перед штабом был огромный плац, справа и слева от которого, были две трехэтажные казармы из белого кирпича. Построенные недавно, они вносили новшество в архитектуру военного городка. Перед штабом на той стороне плаца находилась солдатская столовая. Таким образом, здания были расположены по периметру вытянутого прямоугольника, в середине которого находился плац. Всё это было огорожено массивным бетонным забором, выкрашенным в серый цвет. Местами забор был сломан по причине того, что служивый люд бегал в самоволки, а прапорщики мешками тащили через проломы имущество из части. Центральный въезд был оборудован контрольно-пропускным пунктом. Это маленький домик с табличкой «КПП». Калитка с вертушкой, а выездные ворота открывались изнутри электромотором, что придавало этому парадному подъезду солидность. И хотя с тыльной стороны в заборе отсутствовало несколько пролетов, через которые можно было бы заехать на самом большом грузовике, через КПП мухи не могло пролететь. Начальник штаба полка строго следил за пропускным режимом, за что неоднократно поощрялся в дивизионных и армейских приказах. Всем офицерам и прапорщикам были выданы пропуска, но так как они были многими утеряны, то через КПП почти никто не ходил. Каждый пользовался индивидуальной дырой в заборе, благо дома офицерского состава находились рядом.