После предпоследней операции мать настояла на том, что Идит поедет заканчивать школу к тете в Бруклин. Идит уехала, через год приехала на похороны, уехала опять, раз в год-два приезжала на побывку и через много лет, после многих побывок вернулась, как она надеялась, насовсем. Она была дипломированной медсестрой — прекрасная специальность, оторвут с руками. Ей исполнилось двадцать четыре. Может быть, она вернулась потому, что младший брат как раз поехал учиться в Америку и отец остался один? Подруги, с которыми она ходила в 10-й класс (если можно назвать подругами женщин, узнававших ее на улице) почти все гуляли с колясками, многие уже ходили по улице в домашних туфлях, из под юбок у них виднелись тренировочные штаны со штрипками и толстые носки, и они уже начинали оплывать, как подарочные свечи.
— Идит, это ты? Ты выглядишь потрясающе! А это Моше. Нет, старшая — Теила. Правда, он прелесть? Моше, скажи тете здрасте. Стесняется.
Сильнее всего возвращение Идит взволновало англоязычных членов «Клуба золотого возраста». В ближайшее же заседание члены клуба, скомкав и выбросив записанные в повестке дня вопросы, немедленно и с таким аппетитом, будто это был смертельно-калорийный торт со сливками и орехами, приступили к обсуждению основного вопроса, а именно — у кого есть знакомый религиозный выпускник университета из хорошей американской семьи. Звонки начались очень быстро, звонили после вечерней программы новостей. К телефону звали отца, он слушал и, глядя в пол и смутно улыбаясь, передавал: «Рут Зельдин хочет познакомить тебя с кем-то. Позвони ей, пожалуйста».
Идит звонила и в обшитых светлым деревом иерусалимских кафе и в бархатных лобби дорогих гостиниц пила апельсиновый сок с Джерри, Бобом и Бени.
Над слоноподобным старшим программистом Джерри всегда, как кондор или беспилотный самолет, витала тень его мамы. Один раз мама его уже женила, и когда он развелся, с восторгом кричала по телефону подругам: «Джерри вернулся домой!»
Боб во время второй встречи сказал Идит: ему не нравится, что она носит блузки с короткими рукавами.
Рыжеватого Бени Идит даже пригласила домой. Бени терпеливо перелистывал альбом с марками и рассказывал отцу о кенийской деревне, где он два года после университета работал сельхозинструктором. Некоторые жители ходили полуголые, некоторые — в одежде. Сама мысль о том, что люди определенной расы чем-то хуже, чем люди другой расы, ему чужда.
Живал он и в Индии, скитался по Тибету, четыре года назад открыл для себя образ жизни и религию предков и переехал на их землю. У Бени, кроме богатой специальности, был твердый подбородок, широкий лоб с горизонтальной морщиной, голубые глаза и маленькие аккуратные уши, но, как все американцы, он костями верил в то, что истину и счастье можно найти, только внимательно следуя правильной инструкции, и все повороты в его жизни были просто сменами инструкций. Законы предков он исполнял точно и внимательно, но было видно, что и эта инструкция не вполне оправдала его надежды, и он продолжает следовать ей только потому, что устал искать новые. Идит выросла среди людей, живших по инструкции, которая должна была, по их мнению, привести Машиаха, который не приходил, в будущий мир, который не наступал. Но это в каком-нибудь другом месте, в какой-нибудь Америке можно прожить с религией вроде мечты в рамочке, от которой и не ждешь всерьез, что исполнится. У нас это не канает. Это чушь, говорят, подрастая, многие дети из религиозных семей. Пейте ваш виноградный сок, ешьте вашу курицу. Мы пошли на пляж. Может, в раскопках и нашли цветок Давида. В пустыне, на нашей базе, есть только кактусы, пекло и холод. Танки пока без кондиционеров. Днем горишь, ночью ходишь в меховом комбинезоне. Вы говорите, что на Новый Год нельзя есть орехи, потому что числовое значение слова «орехи» равно числовому значению слова «грех»? Нам надоела ваша чепуха, говорят веснушчатые, темно-русые дети из религиозных семей. Семьдесят лет назад мы приплыли сюда из Москвы, Кишинева и Лодзи. Мы жили в сараях. Мы кувалдами дробили песчаник в щебенку и мостили этой щебенкой дороги через осушенные нами же болота. Мы ездили по этим дорогам колоннами и по совету Вингейта привязывали к сиденьям первых тракторов шейхов из тех деревень, жители которых клали на наши дороги мины. Мы за какие-то тридцать лет сколотили такую крепкую страну, что, когда она нам надоела и мы, снова взявшись за кувалды, начали вместе с шейхами нашу страну крушить, это оказалось непросто. Мы — веснушчатые, темно-русые дети. Мы похожи на англичан. Мы похожи на поляков. С нас нельзя рисовать картины на библейские сюжеты, но все, что вы видите, сделал не ваш Бог, а мы, мы, мы, и пошли бы вы с вашими грехами и орехами.
Читать дальше