Тихон (Шевкунов) - Несвятые святые и другие рассказы

Когда мы вышли из заводской проходной и снова оказались в городе, Владыка Василий вдруг подошел ко мне и крепко-крепко обнял. А потом произнес слова, которые навсегда остались в моей памяти. Он сказал, что до конца жизни будет благодарен мне за то, что я сделал для него сегодня. И хотя я совершенно не понимал, что же такого особенного сделал, слова Владыки были очень приятны.

Действительно, Владыка всю свою оставшуюся жизнь относился ко мне самым милостивым образом, что стало для меня одним из драгоценных и незаслуженных даров Божиих.

***

В те годы для нас только открывалась правда о Государе-страстотерпце и его семье. Книги, привозимые из-за границы, рассказы старшего поколения православных христиан — вот откуда мы узнавали о новомучениках и исповедниках Российских.

Что касается императора Николая II и его семьи, как раз в те годы шли бурные споры о нем. Некоторые очень уважаемые мною люди более чем скептически относились к прославлению царской семьи в лике святых. Среди них были и замечательный архиерей митрополит Николай Нижегородский, и профессор Московской духовной академии Алексей Ильич Осипов. Я ничего не мог возразить этим мудрым людям на их аргументы. Кроме одного: я просто знал, что император Николай и его семья — святые.

Это произошло года через два после знакомства с Владыкой, в один из самых тяжелых моментов моей жизни. Я, тогда еще послушник, в самом незавидном расположении духа забрел в Донской монастырь, к могиле патриарха Тихона. Был день памяти убиения царской семьи. В тот год панихиду по ним впервые совершали не таясь. Я от всего сердца стал просить царственных мучеников, чтобы они, если имеют дерзновение перед Богом, помогли мне.

Панихида закончилась. Я выходил из храма все в том же отчаянно тяжелом состоянии. В дверях мне повстречался священник, которого я не видел несколько лет. Без всяких вопросов с моей стороны он завел со мной разговор и вдруг разрешил все мои проблемы. Четко и определенно сказал, что мне надо делать. Это, без преувеличения, во многом решило мою судьбу. И вопрос о почитании царской семьи никогда больше не возникал в моем сердце. Сколько бы мне ни говорили о слабостях, ошибках и грехах последнего русского императора.

Конечно, наш отдельный религиозный опыт без подтверждения Церкви мало чего стоит. Но, к счастью для меня, Церковь, канонизировав страстотерпца-царя и его семью, дает мне право признать этот свой малый, личный и ни на что не претендующий опыт неложным.

В кругу моего общения никто не сомневался, что для России монархия является самой органичной и естественной формой государственного правления. Но мы более чем скептически относились к активным и разнообразным монархическим движениям того времени.

Однажды, когда я нес послушание у митрополита Питирима, в Издательский отдел пришли люди, разодетые в дореволюционную офицерскую форму. На их мундирах блестели царские медали и ордена, в том числе и Георгиевские кресты. Я удивился и спросил:

— Как вы решились надеть эти награды? Ведь они давались только за личную храбрость на поле боя.

Гости заверили меня, что с наградами у них все в полном порядке, и пожелали немедленной встречи с митрополитом. Владыка, к моему удивлению, принял их и внимательно, не без любопытства выслушивал целых полтора часа. Тема визита была незатейливой — гости требовали, чтобы Владыка оказал им всяческую помощь в деле незамедлительного восстановления монархии. Провожая их, Владыка Питирим задумчиво произнес:

— А ведь дай вам сейчас царя, вы его через неделю снова расстреляете…

***

С тех пор всякий раз, когда Владыка Василий собирался в Россию, он заранее звонил мне. И я с радостью отправлялся с ним в какое-нибудь очередное захватывающее странствие. А поводов для них у Владыки было море. Хотя, сколь это ни покажется странным, ни одного путешествия Владыка не предпринимал по собственной воле.

Об этом он рассказал мне особую историю.

В 1978 году умерла его супруга, Мария Васильевна. Смерть матушки стала для отца Владимира страшным потрясением. Он бесконечно любил ее. И произошло то, что нередко случается с искренними русскими людьми. Отец Владимир запил.

Владыка чистосердечно рассказывал об этом отрезке своей жизни как о тяжелом испытании, которое ему довелось пережить.

Запил он по-настоящему. Хотя — благодаря недюжинному здоровью, огромному росту и силе — это до поры до времени не сказывалось ни на его священнической деятельности, ни на радиопередачах. Утешался батюшка Владимир, по своей сербской привычке, ракией — крепкой балканской водкой. Неизвестно, чем бы все это закончилось, поскольку ни духовник, ни родные, ни друзья ничего поделать с отцом Владимиром не могли, если бы не сама покойница, матушка Мария Васильевна, которая и при жизни, как говорят, была великой подвижницей и молитвенницей, не явилась с того света и не приструнила своего супруга.