Эльвира Нетесова - Запоздалая оттепель, Кэрны

Кэрны пошла пятая весна. За эти годы она во всем научилась понимать хозяина, когда тот с ней заговаривал. Теперь она уже доподлинно знала, чего от нее хочет человек, к тому времени состарившийся. Это видела полукровка и жалела хозяина по-своему, как могла. Ведь даже в стае стареющего вожака долго кормят волки. А Кэрны помогала кормиться человеку. Она стала его глазами, его силой, удачей. Многое изменилось в жизни человека и Кэрны за прожитое время. Были радости, были и беды — общие. Иногда.

Однажды человек сказал Кэрны, что его сын поневоле стал оленеводом. Не смог больше охотиться. Хозяин жаловался на судьбу, вздыхал. Полукровку это трогало…

— Понимаешь, девка, руку ему волчица откусила. В тундре. А может, волчий вожак. Едва живой он тогда вернулся, сынок мой. Крови много ушло. Спасибо, собачки выручили. Сама знаешь, в тундре человеку без ружья

совсем нельзя. А как стрелять, когда руки нет? Вот и получилось, что выгнала его стая из тундры. Насовсем… Вернулся он в нее не охотником, а оленьим пастухом…

Полукровка давно заметила это увечье. Узнала свое сразу… Потому всегда старалась держаться на расстоянии от сына охотника. Зная, что даже в стае такое не простили б. Волки злое долго помнят. А вдруг и этот — возьмет, да и сдавит горло Кэрны уцелевшей рукой. Хоть и не знает, что именно она — виновница беды, все ж лучше близко не подходить.

— Волков нынче много в тундре развелось. Шибко шалить они стали. Надо нам помочь моему сыну, — продолжил хозяин свою речь, глядя на полукровку.

Кэрны насторожилась. А он, погладив ее, сказал:

— Не серчай, что придется отдать твоих волчат. Всех четверых. Слышишь? Без них не выстоять ему против стаи…

Полукровка отошла в угол избы. Легла там. Отвернулась от человека. А тот говорил:

— Увечному легко ль в тундре, да еще пастухом, в табуне? Там с двумя руками не всяк выдюжит. То волки нападут, то слепни гоняют оленей. От одних только успевай отстреливаться, из-за других — оленей сутками в табун собирают. А в ночных дежурствах каково? Жизни не обрадуешься… Но ведь он мужик, однако. Детей имеет. Без дела не может дома сидеть. Пусть волчата твои сыну моему ружье заменят. В упряжке ходить не будут. Оленей стеречь помогут. Дело нехитрое. А случись лихая минута — может, не оставят его…

Кэрны о своем думала. Коль плохо будет ее волчатам, всегда смогут уйти от человека в тундру. Ведь свободными обещает оставить их хозяин. А волчата уже совсем большими стали. Взрослыми. Даже… щенки от них появились у нартовых сук. По белым пятнам на лбу безошибочно узнала их Кэрны и вылизывала, будто волчат. Сама полукровка ни с кем не спаривалась. По природе, по крови своей не смогла признать ни одного из кобелей. А волки боялись и обходили «матеревшую полукровку. Равных тундра не дарила. Затерялся в ней след белолобого. А может, и его порвала волчья стая. И живет он лишь в волчатах белой отметиной. Волчата… Они хорошо помогали человеку. Как и Кэрны, ловили в тундре пушняк. Полукровки не раз

расправлялись с волчьими стаями, не подпустив их к человеку, к упряжке. А вот теперь… Нет, Кэрны не ожидала, что хозяин решится расстаться с ними. Ведь не раз говорил сыну, что волчата и Кэрны — это и есть его жизнь. А зачем тогда он хочет отдать ее?

Человек подошел к Кэрны, сел на полу рядом, сказал, будто угадав недоумение полукровки.

— Тебе о своих печаль. А мне сын — дороже жизни. Так ты уж не противься…

Наутро человек направил нарты по незнакомым местам. В сопки, за перевал. Кэрны бежала вяло. Она не ловила горностаев, снующих совсем рядом, не обращала внимания на лис и песцов. Просто провожала своих волчат. Первых и… последних в жизни. Те бежали впереди нарт, все еще оберегая их от неожиданностей. Ловили пушняк, отдавали его за кусок мяса человеку и снова бежали впереди ездовиков, не чувствуя, не догадываясь ни о каких переменах. Они с недоумением оглядывались на Кэрны, не понимая причины ее мрачной понурости.

Полукровка вяло бежала вслед за нартами к перевалу. Вот упряжка остановилась у его подножия. Человек стал кормить собак: сопку на голодное брюхо не одолеть. Для себя хозяин развел костерок, подвесил над ним прокопченный чайник, сел поближе к огню, подобрав под себя ноги, ожидая, когда вскипит вода. Пока псы управлялись с юколой, человек грелся чаем. Изредка оглядывая ездовиков, думая о чем-то своем. Кэрны наблюдала за ним. Может, вернется? Но нет…

Ездовики потащили нарты по крутому боку сопки. Натягивались постромки на собачьих спинах, ошейники передавливали глотки, а упряжка все тянула вверх человечью поклажу, выбивалась из сил. Иные ездовики падали и тут же вскакивали под окрик хозяина, рычание вожака. Падал и человек. Упряжка ждала его молча. Случалось, хозяин скатывался вниз, поскользнувшись на выступе; тогда ездовики повизгивали, но не бросались на выручку. Связанные человеком в одну упряжку, собаки ничем не могли помочь ему. А тот трудно вставал, шел вверх снова. Кэрны не оглядывалась на охотника. Она следила за своими волчатами. Вот они уже наверху: одолели подъем и теперь поджидают ездовиков. А те не раз еще — где кувырком, где на боку — срывались вниз, волоча за собой нарты, сбивая с ног хозяина.