— Ты ж говорила, что радоваться ему станешь, никому не отдашь?
— Видать, судьба подслушала, посмеялась. Он на любую бабу запрыгнет. Лишь бы без свидетелей…
Шурка оторопела. Ей было гадко и больно. Ведь вот опять о нем вспоминать стала. И вдруг он снова к соседке полез…
«Эх, кобель шелудивый!» — застрял поперек горла сухой комок.
— Ты чего ревешь? — увидела слезы на щеках Шурки, деланно изумилась Нюрка.
— Соринка попала…
— Ее Кузьмой зовут? — рассмеялась в лицо и бросила пренебрежительное: — Видать, с тобой ему обломилось! — Повернула от Шурки, хохоча, сказав напоследок: — Но я ему накостыляла! Пусть знает гад, не все податливы!
«Сама в стардом поперлась? Крышу ей надо перекрыть. А чем? Брехней? Ведь материалов нету! И купить не на что! Сбрехала! Выходит, не для этого. Ремонт денег потребует. Ей же сына одеть надо! Это расходы немалые. Тут не до ремонта. Выходит, другая причина была. Но какая? Ведь просто так не придет к Кузьме в стардом. Что-то пригнало! Но и Кузьма не станет бросаться на Аньку, если повода ему не дала! А может, затем и пошла к мужику? Нет! Не пойдет. Сын вернулся из плена. Забот появилось много. До того ли Нюрке?» — не поверила в собственное предположение. А через неделю появился Яков.
Шурка даже боялась спрашивать его о Кузьме. Говорила о чем угодно, но не о нем. А брат, выглянув в окно, увидел Нюрку в огороде. Рассмеялся так, что стол дрогнул…
— Жива озабоченная? Ну и баба! Я о ней лучшего мнения был! Знаешь, что она отмочила у нас в стардоме? На Кузьму охоту устроила! В мужики к себе уговаривала. Да так повисла на него, что если б не мои бабули, изнасиловала б мужика! Те помешали…
У Шурки от удивления челюсть отвисла.
— А она мне сказала, что он ее чуть не одолел.
— Что ты! Отказался в жены взять, так она в любовницы предложилась. Уговаривала! Вот тебе и вдова! Под ее черным платком такие страсти гуляют, молодым потянуться! Оно, конечно, припекло бабу! Но не стоит вот так себя ронять. Ведь могла предположить, что старики подслушают. Поостереглась бы. Так нет! Напропалую! Ну, Агриппина и разнесла. Всем доложила, как выстоял Кузьма и бабу выпроводил несолоно хлебавши. Как ей не совестно? Все ж не девочка! Взрослого сына имеет. А сдержанности нет. И ты дура! Такого человека потеряла! Эх, Санька! Мужиков, конечно, много, да вот мужей среди них нет. А годы твои идут! И всякий день к старости! Ну чего ревешь? Перестань! Иль только на это способна?
— Что я теперь могу сделать? Как помирюсь с ним? Сколько времени прошло, он даже не свернул к дому. Я ж не Нюрка. Не приду в стардом. Не брошусь на шею. А и меня прогнал бы. Злой он! Долго обиды помнит.
— Мужчина! Такой больное не забывает. Попытался я как-то уговорить его завезти тебе бидон молочный. Ни за что не согласился! Уперся рогами. Пришлось водителю сказать. А хотел примирить вас. Но сорвалось. Да и заботы его не отпускают. Ему не надо баб теперь.
— Значит, не лез к Нюрке?
— Да честно говорю! Не сам Кузьма, наши старухи все подслушали. Он смолчал. Совестно бабье имя трепать. Пощадил. А мне смешно. Ведь я эту Аньку серьезной женщиной считал. Жалел ее. А она как все…
— Какие это все?
— Ну ладно тебе! Уже отлегло? Ну да все равно не миновать самой на поклон к нему идти. Если еще слушать станет. А то вот женю его на нашей Глафире. Старуха от счастья свихнется, что на ее долю в такие годы мужик достался.
— Я тебе женю! — придавила к столу брата, пригрозив виски ощипать, как курчонку. И перед отъездом вместе с молоком стардому передала для Кузьмы творог и сметану…
Яков по приезде позвал столяра:
— Забирай свое! Тут как всегда! — кивнул на сумку. А вечером, придя к Кузьме, обронил словно ненароком: — И когда вы помиритесь, два чудака? Эта дуреха мается. Не знает, с какой стороны к тебе подойти, боится, чтоб не прогнал ее матом. И тебе, как вижу, кисло. Была б противна, не то посылку от нее, слушать бы о Шурке не стал. Изучил, узнал тебя. А коли не бурчишь, когда о ней слышишь, значит, не забыл, дорога! И она о тебе всякое слово ловит. Сумку наготове держит. Не забывает заранее собрать. Неспроста все! Хоть и мелочи с виду. Но к чему сами себя терзаете? Ведь время уходит! Либо уж расстались, либо остались бы навсегда! — впервые заговорил Яков откровенно.
— Пойми меня. Не с гонору перед ней не пошел к Шурке, когда ты попросил бидон передать. Ведь она меня выгнала! Испозорила перед зятем, соседями, улицей. Я свой первый урок еще не забыл. Повторять не хочу его. А что, коль повадится выбрасывать как игрушку? Нет, баба! Шалишь! С такой семьи не будет! Из-за пустых брехов зятя такой скандал раздула! Да где ж разум, где уважение к мужику? Нет его? Стало быть, и говорить не об чем! — нахмурился, засопел столяр.
Читать дальше