Татьяна Огородникова - Очаг вины, или Любовь, диагноз и ошибка одного нейрофизиолога

– У меня есть тост! – провозгласил Георгий, и публика уважительно притихла.

– Я очень люблю свою жену. – Похоже, новоиспеченный муж освоился в семейном статусе довольно быстро. – Но сейчас я хотел бы поднять бокал за тех, кто помог мне ее найти, сделал ее такой, как она есть, и подарил мне счастье обладания этой прекрасной женщиной! За маму и за брата Алены! – Жорик картинно повернулся с бокалом в руке и протянул его в сторону Бориса.

Тот поднял стакан с водой, сделал короткое приветственное движение и поставил стакан на место.

Жорик вышел из-за стола и направился к бывшему другу. В зале воцарилась мертвая тишина. Все ждали большого перемирия.

– Не выдрючивайся, выпей с другом! Тебе же легче – я тебя избавил от ябеды и стукачки!

Это была шутка. Но после слова «выдрючивайся» у Бориса потемнело в глазах, он почти не слышал окончания фразы. Его мозг будто парализовало, и все дальнейшее виделось уже со стороны. Левая рука снова подняла стакан с водой и выплеснула содержимое прямо в наглое холеное улыбающееся лицо с сияющими от алкоголя бусинками черных зрачков. Тем временем правая уже была отведена назад для удара, в который была вложена вся ненависть и боль за сестру. Кулак мощно впился в улыбку жениха, раздался хруст и крики гостей. Алена бросилась разнимать забияк.

Боря вдруг опомнился. Он больше не собирался драться. Жорик стоял, схватившись за челюсть и беспомощно озираясь. Алена рыдала в голос:

– Ну сколько можно? Вы, два идиота! Неужели это никогда не закончится?

– Закончится, – отрезал Борис, – если ты сейчас уедешь с нами! Мам, поехали! – Он взял мать за запястье. Та безропотно подчинилась. Он потащил ее к выходу. Аленка семенила за ними с воплями: «Я не могу, я не могу оставить Гешу! Я люблю его!» Она выбежала на улицу и, стоя на дороге, беспомощно наблюдала, как брат усаживает испуганную маму в машину, как та с визгом от пробуксовки рвется с места и удаляется, набирая обороты. Аленка сделала два неуверенных шага, будто пытаясь остановить автомобиль, и вдруг, внезапно освещенная сзади фарами, подлетела, как фея, над собой, сделала неуклюжий кувырок и упала на асфальт, окруженная белой свадебной роскошью. Пьяный гоблин выскочил на «девятке» из-за угла; не успев затормозить, он на всей скорости сбил девушку и трусливо уехал, как будто ничего и не было.

Этого Боря не видел.

Не видел, как выл, неся на руках исковерканную невесту, мгновенно протрезвевший Жорик. Как гости скорбно столпились у носилок с бездыханной Аленкой, как неторопливо и без всяких спецсигналов от банкетного зала отъехала «скорая», внутри которой белый, как стена, Жорик, забыв о сломанной челюсти, плакал, сжимая в ладонях маленькую безжизненную руку своей удивительной, вдруг ушедшей от него навсегда, любимой женщины. Они с Аленой собирались на свадьбе сообщить маме и Боре о том, что ждут ребенка.

Наиболее значимый в жизни человека период – здоровая, полноценная зрелость, после полового созревания и до менопаузы или до ее эквивалента, – по-видимому, мог бы длиться дольше. А дальше? Судя по тому, как массивно начинают наступать болезни, что-то в этот период в программе жизни наступает очень ответственное... или, наоборот, безответственное.

Генрих внимательно слушал рассказ. Он ни разу не перебил гостя, ловя каждое слово и отбросив эмоции.

– С тех пор прошло много лет. Я заставил себя не думать о том, что было бы, если... Рок, судьба, стечение обстоятельств – называйте, как хотите. Мать с невероятным мужеством пережила трагедию. Нашла потрясающего духовника – отца Сергея – и ушла с головой в Церковь, помогает всем, кому не лень, и молится за меня и за Жорика. Кстати, он так и не женился... Я после всего этого окунулся в работу, и постепенно мой скромный по тем временам бизнес превратился в огромную империю.

Рассказчик замолчал.

– Когда начались головные боли? – бесстрастно спросил ученый.

– Лет пять назад. Причем боль пришла в один момент, от нее невозможно было избавиться, никакие таблетки не помогали... Правда, отступала она тоже сразу и надолго. А когда терпеть стало невозможно, я пошел в клинику и мне поставили этот диагноз – непонятного происхождения опухоль мозга.

– Мне все понятно, – резюмировал Генрих, – точнее, мне понятно, что мои предположения подтверждаются.

– Что вам понятно? Вы можете мне помочь? – с надеждой спросил пришелец.

– Пока не знаю, – задумчиво ответил Генрих. – На текущий момент ясно только то, что причина для образования опухоли есть, значит, есть и способ ее ликвидировать.