Генри Лоусон - Рассказы • Девяностые годы

Эта попытка «править, опираясь на силу штыков», взбудоражила все прииски; об этом только и разговору было. Горожане и старатели вспоминали слова Джона Форреста, обращенные всего несколько месяцев назад к представителям союза: «Если я приставлю вам штык к груди и скажу „сдавайтесь“, вам это вряд ли понравится».

Город бурлил, все ругали приискового инспектора, полицию и правительство. Грандиозный митинг протеста состоялся в калгурлийском загородном парке.

Мужчины, женщины и дети высыпали на улицу приветствовать демонстрацию. Старатели с Аделины прошли через весь город со знаменами и плакатами под звуки трех оркестров, а впереди на сером жеребце ехал мировой судья Патрик Уилэн. Толпа читала надписи на плакатах и кричала хором:

— Старательское золото и старательские права — старателям!

— Справедливость и правосудие для всех!

Десять тысяч горожан присоединились к демонстрации и в парке, стоя на солнцепеке, слушали ораторов, выступавших на двух трибунах. Мэр, Фимистер, Франк Воспер, Джон Кирван, отец О’Горман и Джон Ризайд выступали один за другим, обращаясь к народу. Их речи прерывались то рукоплесканиями, то гневными возгласами — народ выражал свое сочувствие старателям и осуждал правительство.

Мировой судья Уильям Бертон произнес взволновавшую всех речь:

— Я пришел сюда не для того, чтобы призывать народ к восстанию. Но у нас есть все основания возмущаться. Кто, видя зло, которое терпит народ на приисках, может остаться равнодушным? И мы заявляем: если этому не положат конец, мы будем действовать, и действовать решительно.

Все знали, что открытие золотых приисков спасло Западную Австралию, когда она стояла на краю банкротства. И тем не менее, хотя здесь было сосредоточено более половины всего населения штата, прииски, по существу, не были представлены в органах самоуправления. Платя огромные налоги, приисковые города по-прежнему страдали от недостатка воды и отсутствия электричества, нуждались в больницах и школах, не имели самых элементарных удобств и санитарных условий и то и дело становились жертвой пожаров и эпидемий. Прииски были основным источником дохода для государственной казны, и вместе с тем должны были довольствоваться самым незначительным представительством в законодательном собрании.

— «Калгурли — курочка, которая несет золотые яйца», — говорят люди. И что же? С нами считаются меньше, чем с какими-нибудь лондонскими биржевыми акулами и земельными спекулянтами. Десяток семейств на юге воображают, что им позволят хозяйничать в стране. Забрали себе большинство мест в парламенте и хотят издавать законы, которые им по вкусу, и командовать приисками с помощью вооруженной силы!

Речь Уильяма Бертона свидетельствовала о серьезности положения. Если даже этот тихий, набожный старичок заговорил таким языком, не мудрено, что старатели еле сдерживались. Бертон только выразил то, что думал народ. Приходилось удивляться, как это старатели до сих пор не восстали. Только их вера в организацию и дисциплина, которой руководство союза неукоснительно требовало от своих членов, — вот что предотвратило кровавое столкновение с полицией.

Теперь что бы ни случилось, какие бы ни произошли беспорядки, вплоть до кровопролития, — в глазах общественного мнения ответственность за это легла бы на тупое и продажное правительство Форреста. Старатели долго терпели и показали свою выдержку. Ведь их были тысячи — тысячи здоровых, крепких парней, у которых кровь кипела в жилах и руки сами сжимались в кулаки.

После недавних арестов и отправки старателей без суда и следствия во Фримантл — их напихали в вагон, как сельди в бочку, и целых тридцать шесть часов проморили без сна и пищи — никто не стал бы винить старателей за то, что они сопротивляются дальнейшим арестам и защищают своих товарищей. А после того как жители города испытали на собственной шкуре, каково иметь дело с полицией, после того как их, словно скот, сгоняли с улиц, угрожая штыками, они поняли, что такая грубая расправа может ожесточить любого и заставить очертя голову броситься в драку.

Ведь штык в руках полицейского означал: «Сторонись, не то убью!»

Население приисков не могло простить этого правительству. Оно не могло простить ему, что конная полиция с саблями наголо бросалась на народ — на старателей, не повинных ни в каких преступлениях, на женщин и детей, находившихся в толпе. И это в их родном городе, в их Калгурли, который они своими руками построили в безводной пустыне, где стояла только кучка грязных палаток! В их городе, которым они по-хозяйски гордились!