Генри Лоусон - Рассказы • Девяностые годы

— Старательское золото — старателям!

— Вы сами понимаете, что это не особенно приятно — принимать какие-либо решения под угрозой штыка, — заявил сэр Джон, сердито надув губы и сразу став похожим на толстого избалованного мальчишку. — Если я приставлю вам штык к груди и скажу «сдавайтесь!» — это вряд ли вам понравится… Словом, разрешите мне посоветовать вам не быть орудием в чужих руках. Я от души желаю, чтобы никто из вас не попал в тюрьму в угоду разным газетным писакам. Оставайтесь верны себе и полагайтесь на то, что в конце концов все образуется.

Делегаты были ошеломлены; с таким ни с чем не сравнимым лицемерием и тупым упрямством, прикрытым пошлой болтовней, им еще никогда не приходилось сталкиваться.

Один из старателей, которого товарищи отрядили узнать, как идет дело, и которому к концу совещания удалось пробраться в комнату, сказал осипшим от волнения голосом:

— Ваш ответ не удовлетворяет нас, сэр Джон!

— А вы член этой делегации? Вы уполномочены присутствовать на совещании? — вопросил премьер.

— Это безразлично! Я говорю, что ответ ваш никуда не годится, — заявил старатель.

Сэр Джон вскочил, стремительно вышел из комнаты и проследовал вниз по лестнице. Он отказался выступить перед собравшимися на улице старателями, не пожелал слушать членов комитета, которые советовали ему выйти на балкон и сказать хоть несколько слов, чтобы успокоить толпу. В сопровождении своего эскорта из полицейских чинов, приискового инспектора и двух-трех членов союза старателей, которые продолжали следовать за ним, сэр Джон, не слушая никаких уговоров, устремился к выходу.

Но старатель с прииска Булонг уже кричал с балкона:

— Он отказался говорить с вами! Отказался освободить заключенных!

Толпу охватило бешенство. Люди несколько часов терпеливо стояли под палящим солнцем, ожидая, что глава правительства подаст им хоть какую-нибудь надежду на удовлетворение их справедливых требований… Не помня себя от возмущения и гнева, они теперь кричали, улюлюкали, свистели.

— Где он?

— Заставьте эту старую лису говорить!

— Не уступайте своих прав, ребята!

— Зачем ты грабишь старателей, Джон?

— Тащите его обратно!

— Смотрите, чтобы он не улизнул!

— Выпусти ребят из тюрьмы, Джон!

— Долой «десятифутовую поправку»!

— Старательское золото — старателям!

Толпа напирала на окружавшую премьера кучку людей, которая медленно продвигалась вместе с ним по направлению к вокзалу. Верховые полицейские теснили толпу, наезжали прямо на людей. Вопли и проклятия оглашали воздух. Но толпа не отступала, она надвигалась на полицейских.

Гневные возгласы заглушали окрики и брань полицейских: «Назад! Назад! Черт бы вас побрал!»

И все же никаких серьезных столкновений не было; негодующие крики перемежались взрывами хохота, насмешливыми восклицаниями. Только двое-трое пьяных очертя голову лезли в драку, но товарищи удерживали их. Члены старательского комитета, протискиваясь сквозь толпу, пытались восстановить порядок. В создавшейся вокруг сэра Джона толкучке кто-то из его собственной свиты толкнул премьера зонтом под ребра. Тут инспектор Хейр выхватил из кармана закон о нарушении общественного порядка. Но рев толпы заглушил его голос, и мало кто слышал, что он зачитывает закон. Инспектор отрядил троих конных полицейских за вооруженным подкреплением. Но когда констебль Уилэн с допотопным длинноствольным ружьем поперек седла прискакал на вокзал, сэра Джона уже благополучно запихнули в вагон.

Люди хохотали до упаду, глядя, как лошадь констебля Уилэна, которую аркебуз колотил по загривку, становится на дыбы, силясь сбросить своего седока.

— Убери к черту эту штуку! — заорал на констебля начальник полиции. Хохот и улюлюканье понеслись вслед сконфуженному полицейскому, когда он вместе со своим грозным оружием повернул обратно.

Через несколько минут все было кончено. Самые буйные и озорные из толпы и те разбрелись кто куда, стараясь не попадаться на глаза своим руководителям. Старательский комитет считал, что старатели имели право высказать сэру Джону свое мнение о нем и дать ему почувствовать, какое возмущение и гнев породили незаконные действия правительства. В то же время комитет отвергал обвинение в насильственных действиях, якобы заставивших инспектора зачитать закон о нарушении общественного порядка. Союз старателей принес свои извинения сэру Джону, но заявил, что не может считать себя ответственным за то, что произошло.