Генри Лоусон - Рассказы • Девяностые годы

— Кто это? — спросила Салли.

— Это Вайолет О’Брайен. У нее замечательный голос. Она служит здесь официанткой. — Кон принялся откупоривать шампанское. — Славная девчонка. С полгода как приехала из Кулгарди. Я знал ее отца. Больше года назад ушел на разведку, и с тех пор о нем ни слуху ни духу. Оставил жену с целой кучей ребят. Вайолет самая старшая.

Его слова почти тонули в шуме хриплых, пьяных голосов, доносившихся из распивочной. В открытую дверь Салли видела стойку, за которой рядом с толстым смуглым итальянцем стояла Вайолет и наливала вино в стаканы.

Кон наполнил стаканы шампанским. Один он предложил Салли, другой подвинул Моррису.

— Ну вот, миссис, выпьем за нашу удачу.

— Да, да! — Салли принудила себя казаться веселой. — Чтобы вам найти горы золота, и как можно скорей!

Кон хмыкнул и залпом выпил искрящееся вино.

— Чем скорей, тем лучше! Правда, Кон? — Моррис тоже осушил свой стакан.

Шампанское было хорошее. Очень вкусное, только слишком теплое. Салли тянула его маленькими глотками. Однако скоро оно перестало шипеть. Сначала Салли почувствовала себя нехорошо. Но мало-помалу утомление проходило, кости перестали ныть, ею овладело приятное возбуждение. Она то и дело без причины смеялась.

— Наливай еще! — закричал Кон. — Сегодня мы с Морри кутим! Эй, Вайолет, еще бутылку!

— Нет, нет, — взмолилась Салли. — Я не привыкла так много пить, мистер Магаффи.

— Теперь моя очередь! — Моррис вскочил и пошел было заказывать шампанское, но Кон не позволил. — Сиди, сиди. — Он уже совсем захмелел и ударился в амбицию.

— В тот раз, когда мы с моим товарищем здесь пили, — меланхолически заговорил он, — мы явились победителями. Только что вернулись с разведки, привезли с собой четыреста пятьдесят унций… А жажда у нас была такая — кажется, целое море бы выпили… Боже ты мой, мы чуть не оставили Джиотти без товара. А Барни прямо с ума сошел, вздумал отстреливать головки у бутылок. По всему полу лилось вино, пиво и виски. Ребята хватали бутылки и пили прямо из горлышка — губы изрезали, все в крови. Тогда официанткой тут была такая толстуха, очень неглупая. «Пускай их, Джиотти, говорит, ведь за все заплатят». И верно, заплатили. Обошлась нам эта кутерьма в двести пятьдесят фунтов. Но стоило того! Бедный старик Барни, он не мог пить много спиртного. Свалился в горячке и скапутился еще до того, как мы оплатили хозяину счет. Замечательный товарищ был этот Барни. Другого такого я не видел и не увижу.

Крупные слезы стояли в покрасневших глазах Кона и медленно скатывались по его морщинистому, пропыленному лицу. Салли вздохнула с облегчением, когда подле него появилась Вайолет со второй бутылкой шампанского.

— Надо уважить старика, Салли, — шепнул Моррис, — а потом я уведу его в распивочную.

Стаканы снова наполнили. Салли только делала вид, что пьет, комната и так уже кружилась в золотистом тумане. Голоса в распивочной сливались в далекий смутный гул. Она хорошо слышала только свой собственный голос, который говорил что-то быстро и оживленно. Ей хотелось смеяться и петь. Все выглядело совсем иначе, чем четверть часа назад. Она уже не чувствовала ни усталости, ни уныния и была довольна всем и всеми. Ей нравился и этот грязный смешной кабачок, и старик Кон, такой щедрый и добродушный, хотя и совсем пьяный; впрочем, кажется, и она была хороша.

Но что за беда? В лагере старателей, видимо, нужно уметь и пить и веселиться вместе со всеми. Она надеялась, что Моррис заметит ее состояние и позаботится о ней. Правда, он был почти так же пьян, как и Кон. Все-таки он увел Кона обратно в распивочную. Она хохотала до слез, глядя, как они идут, спотыкаясь, споря и обнимая друг друга — Моррис и этот косматый вонючий старик.

Потом ей захотелось спать. Хорошо бы лечь в постель. Она встала, чтобы найти кого-нибудь, кто показал бы ей, где можно лечь, но комната завертелась вокруг нее. С возмущением заметила она, что не держится на ногах. Она без сил опустилась на стул и заплакала. Веселое настроение сразу улетучилось, она почувствовала, что так же выдохлась и ни на что не годна, как остатки шампанского в стаканах из толстого стекла, забытых на столе. Последняя свеча, расплываясь, еще мигала.

В распивочной по-прежнему было шумно. Но вдруг буйные возгласы, оглушительные взрывы смеха и гомон хриплых голосов утихли, и в наступившей тишине зазвенел женский голос, словно птица запела, и Салли смутно припомнила слова Кона: «Это Вайолет, у нее замечательный голос».