Генри Лоусон - Рассказы • Девяностые годы

— Послушай, Салли, если ты воображаешь, что я позволю тебе пилить меня, — воскликнул Моррис раздраженно, — ты сильно ошибаешься. — Он стегнул лошадей, и они рванулись вперед, подняв красную пыль, которая точно туман окутала тяжело нагруженную четырехколесную повозку. — Если я услышу еще что-нибудь подобное, я тебя отправлю обратно в Южный Крест.

— Нет, Моррис, — сказала Салли, и в ее глазах мелькнула затаенная улыбка, — ты не отправишь меня обратно в Южный Крест. Ты меня никуда не отправишь. Я поеду туда, куда захочу.

Мистер Гауг растерянно посмотрел на жену. Никогда еще Салли не говорила с ним таким тоном; никогда так решительно не отвергала его право решать за нее. Она и раньше бывала упряма и делала иногда по-своему, например в Перте, когда они только что поженились, а потом в Южном Кресте, когда она пустила жильцов в их домишко из четырех комнат. Но при этом она была с ним особенно мила и ласкова, словно чувствовала себя виноватой перед ним.

В самые трудные времена их совместной жизни Салли всегда была стойка и предана ему, вспоминал Моррис. Никогда она не позволяла ему корить самого себя за те неудачи, которые на них обрушивались. Никогда не давала повода пожалеть о том стремительном романтическом порыве, который толкнул их друг к другу. И он не сомневался в ее любви к нему даже в тот короткий период, когда ей так нравилось изображать из себя мотылька, порхающего по гостиным английской колонии в Перте. Как он был поражен тогда, открыв, что она привлекательна и для других мужчин. Да, Салли бывала чуть-чуть неосторожна, но всегда относилась к нему с тем наивным преклонением, которое помогало ему забыть о том, что его собственная семья смотрит на него как на паршивую овцу и бездельника. Что же это теперь нашло на его жену? Почему она так говорит с ним? Уж не разлюбила ли она его? Неужели его долгое отсутствие и кажущееся равнодушие к ней ранили ее так глубоко, что она уже не питает к нему прежних чувств?

Погруженный в эти мрачные размышления, Моррис не делал попыток возобновить разговор. И вот они сидели рядом, как чужие, и смотрели поверх неторопливо трусивших лошадей на кочковатую дорогу, извивавшуюся среди зарослей.

На окраине города было разбросано несколько палаток, виднелась взрытая земля, груды красно-желтого гравия и торчавшие над шахтами копры. Несколько старателей, возвращавшихся с севера, куда они ходили на разведку, окликнули Морриса: им хотелось узнать новости относительно похода в Лондондерри. А Моррис расспросил, как они вели разведку, найдено ли что-нибудь подходящее. Нет, ничего, отвечали те, и продолжать поиски не стоило; а одного их товарища темнокожие закололи. Они напали на лагерь и забрали все продовольствие. Потом старатели пошли дальше в сторону Кулгарди, а Моррис и Салли продолжали свой путь в Хэннан.

Немного дальше они нагнали караван верблюдов с погонщиками-афганцами, шествующими по обочине дороги.

Тянулись часы и мили — мили красной земли, усеянной кусками черного железняка, среди которого росли тощие корявые деревья с темными листьями, стоявшими ребром к солнцу и сливавшимися вдали в сплошное серое море. Часы и мили под бледным, неизменно голубым небом. И казалось, что повозка и впряженная в нее пара лошадей — это какое-то насекомое, медленно ползущее по дороге.

Вдруг Салли издала легкое восклицание, и Моррис взглянул на нее, ожидая, что она заговорит; но она ничего не сказала; она сидела рядом с ним, выпрямившись, лицо ее казалось очень юным и суровым. Салли должно быть теперь двадцать два, соображал Моррис. Когда они поженились, ей было восемнадцать, а с тех пор прошло четыре года. О чем она думает, глядя перед собой строгим взглядом и крепко сжав неулыбающиеся губы? Какую она состроила серьезную мордочку!

Что с ней? Казалось, она думает на каком-то языке, которого он почти не знает. Моррис никогда не забывал о том, что он англичанин, а Салли родилась в колонии, да еще так гордится тем, что она дочь и внучка пионеров, как будто она чистокровная принцесса. Здесь их взгляды коренным образом расходились, и это сильно раздражало его.

Разумеется, нужно считаться с обычаями страны, с условиями жизни в новой, непривычной обстановке, но Моррис все еще был привержен некоторым традициям, которых Салли отнюдь не уважала. Она, например, никак не хотела признать, что неудобно для миссис Моррис Фитц-Моррис Гауг работать простой служанкой в каком-то трактире на золотых приисках. Моррис еще понял бы, если бы эта работа вызывала в ней негодование и отвращение; но то, что она предпочла ее возможности получать помощь от Олфа, это было выше его понимания.