Юстейн Гордер - Таинственный пасьянс

Джокер ли появился неожиданно в тиволи в Комо, на мосту в Венеции, на судне, идущем в Патры, и затем на большой площади Синтагма в Афинах?

Эта мысль так взволновала меня, что вид растаявшего мороженого вызвал тошноту.

Я огляделся по сторонам. Меня нисколько не удивило бы, появись карлик сейчас и в Пирее. Но на улице над портовым рестораном появился быстро идущий папашка и отвлёк меня от моих мыслей.

Я издалека увидел, что он хотя бы не потерял надежды найти маму. Почему-то я вспомнил Туза Червей, которая, перед тем как снова превратилась в игральную карту, стояла и смотрела на море и сказала что-то о береге, который находился на расстоянии многих лет и миль от того места, где находилась она сама.

— Я узнал, где она будет сегодня вечером, — сказал папашка.

Я серьёзно кивнул. В каком-то смысле это означало, что мы подошли к концу нашего путешествия.

— Наверное, она стоит на берегу и смотрит на море, — сказал я.

Папашка сел напротив меня.

— Вполне возможно. Но откуда ты это знаешь?

Я пожал плечами.

Папашка сказал, что сейчас мама находится на съёмках на большом мысе, выступающем в Эгейское море. Он называется мыс Сунион и находится на самом юге Греции, в семи милях южнее Афин.

— Там, на самом окончании мыса, есть руины замка Посейдона. Посейдон был у греков богом моря. Аниту снимают на фоне развалин его храма.

— Мальчик из далёкой северной страны встречает красивую женщину недалеко от старинного замка, — сказал я.

Папашка грустно вздохнул:

— О чём это ты?

— Дельфийский оракул, — напомнил я. — Ведь это ты сам и был пифией!

— Да, чёрт подери! Но я-то имел в виду Акрополь.

— Ты — да. Но не Аполлон!

Он раздражённо засмеялся, и я не сумел никак истолковать его смех.

— Пифия была так одурманена, что уже не понимала, что говорит, — признался он наконец.

Многое из того, что я пережил за это долгое путешествие, уже трудно восстановить в памяти, но я никогда не забуду нашу поездку на мыс Сунион.

Когда мы неслись мимо курортных городков южнее Афин, синее как лёд Средиземное море всё время находилось от нас по правую руку.

Хотя ни папашка, ни я не думали ни о чём, кроме предстоящей встречи с мамой, папашка пытался завести разговор о совершенно посторонних вещах. Наверное, не хотел подавать мне несбыточной надежды. Один раз он даже спросил, не кажется ли мне, что у нас получились замечательные каникулы.

— Мне бы больше хотелось поехать с тобой на мыс Горн или на мыс Доброй Надежды, — сказал он, — но ты попадёшь хотя бы на мыс Сунион.

Поездка потребовала одного перекура. Мы остановились на площадке посреди пустынного лунного пейзажа с пенным морем, бурлящим у подножия горного обрыва. Там, внизу, как ленивые тюлени на скалах, загорали несколько нимф.

Вода была такая голубая и прозрачная, что, глядя на неё, я чуть не заплакал. Мне казалось, я вижу дно на двадцатиметровой глубине, хотя папашка уверял меня, что здесь не глубже восьми или десяти метров.

Мы почти не разговаривали. Это был самый молчаливый перекур за всю нашу поездку.

Задолго до того, как мы приехали на место, мы увидали камни громадного храма Посейдона на высоком мысе справа.

— О чём ты сейчас думаешь? — спросил меня папашка.

— Тебе интересно, думаю ли я, где сейчас мама?

— Не только, — ответил он.

— Я знаю, что она там. И я знаю, что она поедет с нами домой в Норвегию, — сказал я.

Он грустно засмеялся.

— Не так всё просто, Ханс Томас. Надеюсь, ты это понимаешь? Женщина не бросает свою семью на долгих восемь лет, чтобы потом безропотно позволить привезти себя обратно домой.

— У неё нет другого выхода, — сказал я.

Кажется, мы оба больше не сказали ни слова, пока через четверть часа не припарковали машину у подножия разрушенного храма.

Нам пришлось пробираться среди нескольких туристических автобусов и полусотни итальянцев. При этом мы делали вид, что приехали на обычную экскурсию. И заплатили несколько сот драхм за то, чтобы попасть на территорию храма. Когда мы взобрались наверх, папашка достал расчёску и снял дурацкую панаму, которую купил ещё в Дельфах.

С этой минуты всё происходило так быстро, что мне и сегодня трудно привести в порядок все впечатления.

На одном конце площадки папашка увидел двух фотографов и группу людей, которые, судя по всему, не были обычными туристами. Подойдя поближе, мы увидали среди них нарядную даму в широкополой шляпе, солнечных очках и длинном жёлтом, как желток, платье. Она и была, по-видимому, тем центром, который притягивал к себе всеобщее внимание.