Юстейн Гордер - Таинственный пасьянс

— Все мы живые куклы, — говорил он.

Такие заявления он делал обычно после одной или двух рюмок.

В Леголенде он долго разглядывал всех игрушечных человечков. Я спросил, думает ли он сейчас о маме, но он отрицательно покачал головой.

— Представь себе, что все они вдруг оживут, — сказал он. — Забегают между своими домиками. Что нам тогда делать ?

— Ты спятил, — ответил я, уверенный, что подобные высказывания не обычны для отцов, пришедших со своими детьми в Леголенд.

Тут следовало попросить его купить мне мороженое. Я уже давно понял, что лучше всего просить чего-нибудь у папашки, когда он начинает высказывать свои завиральные идеи. Думаю, его иногда немного мучила совесть оттого, что он постоянно говорит со своим сыном о таких сложных вещах, а когда человека мучает совесть, он становится особенно щедрым. Я не успел попросить мороженого, как он сказал:

— Вообще-то, по правде говоря, мы все такие же живые игрушки.

Я понял, что мороженое мне обеспечено, потому что у папашки возникла потребность пофилософствовать.

Мы направлялись в Афины, но это были не обычные летние каникулы. В Афинах — или в каком-то другом месте в Греции — мы надеялись найти мою маму. Никто не знал, найдём ли мы её там, а если даже найдём, захочет ли она вернуться с нами домой, в Норвегию. Но попробовать стоит, сказал папашка, потому что ни он, ни я и представить себе не могли, что всю оставшуюся жизнь нам придётся прожить без неё.

Мама ушла от нас с отцом, когда мне было четыре года. Наверное, потому, что я как ребёнок продолжал звать её мамой. Со временем, узнав лучше папашку, я понял, что и его папой звать больше не следует.

Мама отправилась в дальние края, чтобы найти самоё себя. Мы с папашкой оба считали, что самое время начать искать себя, если твоему сыну уже стукнуло четыре года, так что против этого мы с ним не возражали. Я только не мог понять, почему ей, чтобы найти себя, понадобилось уехать от нас. Почему она не могла заняться этими поисками дома, в Арендале, или, если уж на то пошло, не съездить для этого в Кристиансанн? Я бы посоветовал всем, кто хочет найти себя, оставаться там, где они живут. Или они рискуют никогда не вернуться обратно.

С тех пор как мама уехала от нас, прошло уже столько лет, что я почти не помню, как она выглядит. Помню только, что она была намного красивее всех других женщин. По крайней мере, папашка в этом уверен. Кроме того, он считает, что чем красивее женщина, тем труднее ей найти самоё себя.

После того как мама уехала, я повсюду искал её. Каждый раз проходя по площади в Арендале, я думал, что вдруг увижу её, и каждый раз, навещая бабушку, которая живёт в Осло, я искал маму на улице Карла Юхана. Но, естественно, не находил. Я не видел её до того дня, как папашка притащил домой греческий журнал мод. Там была мама — и на обложке, и внутри журнала было много её фотографий. По ним было ясно, что она всё ещё не нашла себя. Потому что в журнале были фотографии вроде и мамы, а вроде и другой женщины, которая явно старалась быть кем угодно, только не самой собой. Нам с папашкой стало её жаль.

Этот журнал попал к нам после того, как папашкина тётушка побывала на Крите. Там журнал с мамиными фотографиями красовался во всех киосках. Протяни в окошко несколько драхм — и журнал твой. Смешно даже думать об этом. Мы тут годами искали маму, а она там улыбалась всем прохожим.

— Какого чёрта она в это ввязалась? — спросил папашка и почесал в затылке. Тем не менее он вырезал все мамины фотографии и повесил их в спальне. Он считал, что лучше иметь фотографии женщины, которая похожа на маму, чем не иметь вообще ничего.

Именно тогда папашка и решил, что нам надо поехать в Грецию и найти там маму.

— Нужно попытаться вернуть её домой, Ханс Томас, — сказал он. — Если у нас это не получится, боюсь, она утонет в этой модной сказке.

Я не совсем понял его последние слова. Я не раз слышал, что человек утонул в своей одежде, но не знал, что можно утонуть и в сказке. Сегодня я знаю, что это возможно и что каждый человек должен этого остерегаться.

Когда мы сделали остановку на шоссе перед Гамбургом, папашка начал рассказывать о своём отце. Всё это я уже слышал, но на этот раз, пока мимо нас проносились машины, я услышал нечто новенькое.

Дело в том, что папашка был сыном немецкого солдата, теперь я не стыжусь этого, потому что знаю, что дети, рождённые от немцев, ничем не хуже других. Но это легко сказать. Ведь я не испытал на своей шкуре, каково расти без отца в маленьком городке на юге Норвегии.