Анри Труайя - Палитра сатаны - рассказы

— Ах! — прошептал Мартен. — А когда, позвольте спросить, вы…

— Послезавтра. Решение пришло внезапно… Сегодня утром… просто в голову взбрело…

Мартен, совершенно сбитый с толку, так и застыл с открытым ртом. Возможно ли, что Мирей уступила, дала согласие хотя бы на время разлучиться с Люсьеном? Неужто ей в конце концов стало жалко мужа? Или просто надоели почти ежедневные прыжки в чужую койку?

— А вас не будет… долго?

— Две-три недели или около того. Жозианна, моя сестра, разболелась. Я было хотел ехать один. Но Мирей настояла, что поедет со мной. К тому же ей необходимо переменить обстановку. Она сама признала, что так будет лучше.

Теперь Мартен уже не сомневался: Мирей, пресытившись любовником, решилась мягко, без обид порвать с ним. В обоих домах все должно встать на свои места. Люсьену придется смириться. На худой конец отыщет себе другую любовницу где-нибудь по соседству.

— Вы правильно сделаете, если поедете, — одобрил Мартен. — Надо временами выбираться из своего угла в большой мир…

В ту же секунду он услышал, как хлопнула тяжелая створка ворот, ведущих с улицы во двор. Альбер Дютийоль тревожно обернулся на этот звук. И тут в пристройку впорхнула Мирей. Взбудораженная, не в меру резвая. Явно еще тепленькая, только-только из объятий Люсьена. Когда она подошла к Мартену с улыбкой на губах и протянутой рукой, ему почудилось, что сквозь густой аромат духов от нее исходит запах любовной истомы. Потом она приблизилась к Альберу и преспокойно поцеловала его прямо в губы. Мартена аж передернуло от ее супружеского поцелуя, словно это был еще один вызов, брошенный несчастному рогоносцу.

— Вы видели? — воскликнула Мирей, указывая на то, что осталось от «Беллерофона». — Все сломал… Но он сделает новый! Я об этом позабочусь… Это для него так важно!

Она обхватила пальцами локоть мужа и, прижавшись к его плечу, весело продолжила:

— Он уже вам сообщил, что мы решили на время уехать?

— Да, — ответил Мартен. — Это… это хорошая мысль.

А сам подумал: что скажет его сынок? Как отнесется Люсьен к такой новости? Но здесь об этом спрашивать немыслимо. Да и дома тоже. Одна неловкая фраза способна заронить искру в пороховой склад. Надобно подождать развития событий. Любовники, по всей вероятности, сошлись на том, что необходимо дать себе время на размышление, прежде чем еще глубже погрузиться в омут безумств.

Мирей увлекла мужчин в садик. Они выпили по чашке чая, поданного старой Эрнестиной в беседке, кое-где обвитой зеленью. Перед ними простирался равнинный пейзаж, умиротворяющий своей вековечной неизменностью. Мартену с высоты его терраски открывается такой же вид. От этого создавалось впечатление, будто он одновременно и дома, и в гостях. Его взгляд терялся в бесконечности возделанных полей, зеленых или белесых, с муаровыми побежалостями от порывов налетавшего ветерка, смахивающими на рябь, что пробегает по морской глади, указывая на сильное течение.

— Самые лучшие деньки наступают! — возвестил он бодро. — Пшеница, овес — все дружно поспело. А пройдет несколько дней, уберут урожай, и земля станет голой, шершавой, как половичок. — Никто не отозвался, и Мартен добавил: — Только бы дождь не помешал.

— А я вчера вечером слышала жаворонка, он пел очень громко! — сообщила Мирей. — Это знак, что через сутки-двое польет.

Мартен тотчас узнал старинную крестьянскую примету, одну из тех, на которые любила ссылаться Гортензия, гордая своими корнями и тем, что всю жизнь провела среди родных полей. Люсьен, когда был маленьким, часто повторял за ней эти присказки, поддразнивая тетку. Ясно, от кого Мирей услышала эту фразу. Что бы она теперь ни делала, что бы ни говорила, Мартен угадывал, что тут не обошлось без его сынка. Он шумно вздохнул, задержал дыхание и вытаращил глаза пошире, чтобы ничего не видеть, кроме бескрайнего голубого неба с пятнышками белых облаков и бледно-золотой линии горизонта, подернутой сиреневой дымкой, на фоне которой тут и там елозили трактора. Тишину нарушал только злобный треск какого-то мотоцикла, штурмовавшего взгорок. Местная шпана облюбовала объездную дорогу по краю холма для своих моторизованных выкрутасов.

— Какой шум, — вздохнул Мартен. — Надо бы им запретить тут носиться…

— Ничего никогда не следует запрещать, — с подозрительной вкрадчивостью произнесла Мирей. — Ребятишки должны давать выход своей энергии. Не сегодня-завтра им самим все это надоест, или они примутся играть где-нибудь в другом месте, так что о них и думать забудут.