Екатерина Шпиллер - Я Боюсь…

– Нет! – раздался вдруг истерический вопль Вики Тузеевой.

Она стояла, широко распахнув глаза и схватившись руками за голову. «Опять со своей мигренью,» – раздраженно подумал Смирнов. Но, проследив ее взгляд, он охнул всего лишь чуть тише самой Тузеевой. Она смотрела на подъездную дорогу, по которой пробирался автобус с черной полосой.

На сей раз все было без оркестра. Те же бугаи, сама Ада и кузен. И гроб, естественно.

– Не смейте, не смейте! – в истерике орала Вика, топая ногами и разрывая на себе футболку. Ее дочь в ужасе смотрела на мать. – Здесь вам не кладбище, вы не имеете права!

Ада Павловна никак не реагировала. Бугаи были будто глухие. Только кузен Витек бросил на Вику полный ненависти взгляд и громко прошипел:

– Заткнись, сука! Здесь горе! Чернобыльца хороним! Он за тебя погиб, сука! За всех нас!

«Чернобыльца… Троюродный брат, тот, что без родни и семьи. Значит, уже помер», – отметил про себя Смирнов, куря возле своего забора. Его внимание было приковано к Карме, важно вышагивавшей рядом с Адой. Если б он не знал про птичку, он бы, конечно, не заметил ее… Но он знал, он искал ее глазами с самого начала и нашел. Карма не отходила от Валяевой ни на шаг.

Народ же постепенно подтягивался со многих, даже дальних участков. Лицо у народа было решительное и злое. «Сейчас ведь выкинут ее вместе с гробом отсюда! – забеспокоился Олег Витальевич. – Как бы хуже не вышло!» И чтобы предотвратить возможный самосуд, Смирнов пошел со своей территории к месту событий.

– Вот-вот, выкинь отсюда эту курву вместе с гробом! – одобрительно высказалась ему в спину Люся. «Дура!» – мысленно ответил он ей.

– И что вы сделаете? – Ада спокойно и даже насмешливо спросила стоящую перед ней толпу. Она скрестила руки на груди, от нее исходила такая уверенность в собственной правоте и силе, что это парализовывало. Черные дыры ее очков тоже не прибавляли энтузиазма. Всех по очереди буравила черными бусинками глаз странная ворона, примостившаяся рядышком с ногой Ады – дрессированная, что ли? Кузен Витек многозначительно держал правую руку в огромном кармане своей на сей раз легкой, светлой курточки. Это смущало.

– Кто хоть пальцем тронет моих близких, – твердым, негромким голосом продолжала Валяева, – сядет и очень надолго за осквернение могил. Причем могил ветерана войны и героя-чернобыльца. Есть желающие? – Она оглядела всех присутствующих легким поворотом головы в черных кружевах справа налево. Кто-то робко заметил:

– Но вы не имеете права…

– Да? – удивилась Ада. – Где такое написано? Эта земля – моя собственность, – при этом слове вздрогнула Валентина Павловна – о, такой довод она принимала всей душой, но все же… – Я – член товарищества «Дружное». И нигде в нашем уставе не записано, что нельзя использовать свою землю для захоронений.

– По закону нельзя! – крикнул кто-то.

– Ах, по закону? – повысила голос Ада. – Ну, валяйте, попробуйте теперь выкинуть мои гробы «по закону». Дерзайте, господа дачники! А я погляжу… А ежели «без закона» выкопаете – я вас предупредила: сядете.

Кузен Витек вытащил руку из кармана и четырьмя пальцами обеих рук очень красноречиво изобразил тюремную решетку, подняв для убедительности руки высоко над головой. Чтоб всем было видно.

На фоне безоблачно-синего, радостного неба, чернели два металлических креста. Высокие, почти под два метра, они торчали грозно и предупреждающе. О чем? То ли в смысле «моменте мори!», то ли – «только тронь!»… На одном кресте была небольшая металлическая табличка с каллиграфической надписью: «Валяев Борис Алексеевич, 1925-1995. Покойся, папа, с миром. Любящая дочь». На другом кресте табличка была точно такая же по размеру, только текст, естественно, другой: «Гальперин Николай Семенович, 1962-1995. Я горжусь тобой, брат».

Похоронная процессия уже давно уехала, а народ все топтался возле ограды, негромко переговариваясь, матерясь, ропща и труся одновременно. Олег Витальевич курил, мрачно оглядывая толпу и нервно ожидал какой-нибудь провокации или нервного срыва.

– Что будем делать, народ? – крикнул, наконец, кто-то. – Ведь надо что-то решать!

– Надо… Надо! Решать… Решать! – зашуршала, загудела толпа. Смирнов выбросил сигарету, откашлялся и зычно рявкнул:

– Завтра правление. Там и будем решать. Сходом, народным вече все равно ничего умного сроду не придумывалось. Так что сейчас всем лучше всего бы разойтись…

– Вы там нарешаете! – раздался визгливый женский голос. – Эта Валяева уже всех вас, наверное, купила. Вы ничего и не будете делать!