Екатерина Шпиллер - Я Боюсь…

Уже почти стемнело. На всех дачах зажглись огни, но ореолы света распространялись только на очень небольшое расстояние от окон, а редко стоящие фонари светили так тускло, что обстановка для «страшилок», да тем более в темных кустах, да еще в трех метрах от могил, была самая что ни на есть подходящая.

Солировала, естественно, Машка Тузеева. Ох, и здорово она умела заливать про мертвецов, вампиров, нечистую силу и оборотней. Даже взрослый Генка чувствовал мурашки на спине от ее зловещего шепота. А уж эти сопливые близняшки! Танька вся белая, глазищи распахнуты, губы уже в кровь искусала. А Ванька, кажется, сейчас вообще в обморок кувыркнется.

– Э-э, да с вас придется по тыще рублей штрафа брать! – насмехался Генка. – Совсем обкакались!

– А вот и нет, – еле слышно прошептала Танька. – Ничего мы и не боимся. Можешь дальше рассказывать, Маша. Да, Ваня?

Ваня не отвечал. У него тряслись губы.

– Так рассказывать? – грозно спросила Машка.

– Ребята… – дрожащим голосом произнес вдруг Ванька. – Там что-то шевелится… – и он показал трясущимся пальчиком на погост.

Все повернули головы. Действительно, что-то шуршало и шевелило траву на одной из могил. А на кресте сидела ворона и, склонив голову чуть-чуть влево, внимательно наблюдала за шевелением. В темноте ее глазки поблескивали красноватым светом… Генка громко сглотнул слюну. Но он не ног показать своего испуга.

– Па-адумаешь! Крыса какая-нибудь!

– Не-ет! – зловеще протянула Тузеева. – Это покойники из гробо-ов подыма-аются! Они встаю-ут, чтобы забра-ать с собой избра-анников!

– Каких избранников? – уже не скрывая слез, заныла Танька.

– Помеченных Сатано-ой! – совсем уже разошлась Машка. Щеки ее заалели, она плевала на шевеление могилы, ее захватило творчество. Никому не уйти от выбора: с кем ты? С богом или сатаной? Но кто-то уже избран помимо своей воли, он – помечен. И приходят за ним покойники, чтоб забрать костлявыми руками и отвести к царю всех мертвых – Великому Оборотню, Страшному и Кровавому. С бензопилами вместо рук! А уж он решает… – она не успела договорить, как раздался жуткий, нечеловеческий вопль, и что-то темное стремительно бросилось от могилы прямо в сторону ребят.

Громко каркнула, стремительно слетев с креста, красноглазая ворона и растворилась в ночной темноте.

Таня и Ваня заорали что было мочи в октаву: Танька визжала где-то на «соль» второй октавы, а Ванька вопил на «соль» же первой. И остановиться они никак не могли…

Очень быстро выяснилось, что то была одна из дачных кошек, и, как назло, черная. Это она устроила свои обычные ночные гульки и охоту в этот раз на дачном погосте. Но успокоил сей факт только Таньку, которая отлежалась на следующий день и к вечеру встала, а Ваньку увезли в больницу. Он не мог говорить, и у него дергалась голова. Сергей Федотович и Елена Юрьевна поехали с сыном. Они были в ужасном волнении, разумеется. Танька осталась на даче с бабой Улей.

– Они нам должны сто тысяч! – объявила на следующий день Машка Генке. – Будем взыскивать?

Генка с презрением посмотрел на Машку. – Скажи, дура, спасибо, что тебя не упекли в милицию!

– За что это? – изумилась та.

– А вот за то! – объяснил Генка. – Не кошка же виновата, а ты со своими «страшилками».

– Это ты придумал! – возмутилась Тузеева-младшая.

– Вот и молчи про деньги! – зашипел Генка. – «Взыскивать!» – передразнил он. – Как бы с нас не взыскали. Дура! – добавил он еще раз для убедительности.

Очередное заседание правления товарищества «Дружное» обернулось новым народным вече. Только на сей раз вече было весьма подавленным, унылым и молчаливым. Собрались практически все пайщики. Они столпились на подъездной дороге возле каляевских соток и мрачно слушали вещавшего со стремянки Смирнова. С одной стороны, народ уже слегка даже свыкся с этими треклятыми могилами, а с другой – разве ж можно к такому привыкнуть? Как идиот, просыпаешься поутру с мыслью нормально день прожить, а тут рядом покойнички лежат. И всё, настроение в нуль падает. Очень хочется съехать в Москву до срока! И особенно – детей увезти. Ишь, моду взяли – играть у могил! Вон чем это для Ваньки Залётова кончилось! И вообще: как это все с санитарно-эпидемиологической точки зрения?

На фоне мрачных, осунувшихся или возбужденно-возмущенных физиономий Олег Витальевич Смирнов выглядел вполне бодрым и уверенным в себе. Сказывалась партийная выучка, ибо чувствовал он себя весьма скверно: практически все ночи его мучил один и тот же кошмар… Он оставил идею о том, чтобы с кем-то наведаться ночью к могилам, и остался со своими страхами (стыдобища, позор!) наедине. Эти неглубоко закопанные гробы (права баба Уля, права!) излучают эфирную мертвечину… Ну, как еще сказать? Как объяснить даже самому себе? Это можно только ощущать. Ах да, о кошмаре… Значит, идет он по узенькой тропке (нейтральной полосе) между его участком и участком Залётовых. Кругом ночь, естественно. Идет он себе, приближаясь к соткам Валяевой, и вдруг она сама.