Дарья Симонова - Половецкие пляски

Эпоха та прошла, Глеб оставил старые пристани, а Карина, как и положено, окунулась в мещанство. Дверь открыла ее быстроглазая свекровь. Глеб думал отделаться легким испугом и откланяться, ибо свидетелей не планировал, но та приветственно защебетала, извлекла из поддиванных запасов бутылку кислого вина и усадила Карину и гостя вокруг себя и своих громких историй. Карина показала Глебу заговорщический глаз, дав понять, что все, им сказанное, может обратиться против него, а маленькая черная женщина (волосы, глаза, брови — все вороново крыло) с тугой и похвальной для таких лет фигурой энергично жаловалась на запойного мужа. Это был ее обычный досуг.

— Кстати, Карюш, мне тут предложили жуткий народный способ, но в отчаянии я могла бы на это пойти! Ловишь обычную серую мышку, вымачиваешь ее сорок дней в водке — и даешь выпить мужику. Говорят, пить перестанет. Как тебе?!

— Жить тоже, может, перестанет, — деликатно предположила Карина. — Не боитесь?

— Боюсь, конечно! Тем более что квартира его мне не достанется, наследников у него хватких хватает. И заживу вместе с вами. Устраивает такой исход дела?

Она хрипловато-победоносно похихикала и наконец удалилась — гугукать над проснувшейся внучкой и азартно ворчать на теледикторш за их вологодский говорок.

Карина быстро перешла к делу:

— Рассказывай все. Не по порядку, как хочешь — где бродил, чего искал.

— Ты чего-то потемнела, щеки опали…

— Спасибо на добром слове. Гормоны, лактация, пигментация, сам понимаешь.

— Ты еще не хочешь расстрелять свекровь из спрятанного в чулане обреза? Знаешь, один японец переутомился однажды на работе, пришел со смены домой и перебил всю семью. Кто-то ему слово поперек сказал, вот он и огорчился, нервишки сдали.

— Чулана у меня нет, — рассмеялась Карина, — в три смены я не работаю, бить предпочитаю руками, к оружию привычки нет. И вообще все у меня хорошо, хотя тебе и трудно в это поверить. Всем трудно поверить. Вот я сижу, не высовываюсь.

— Тебе снится твоя мама?

— С чего бы это?

— Ну тебе хотелось бы ее увидеть, хотя бы во сне?

— Нет. Ты это к чему?

— Ты плакала о ней когда-нибудь?

— Не помню… я же ее не знала. Это что — допрос резидента? Ты завтракал сегодня?

— Ты хотела бы ее встретить теперь?

— Да отстань ты! Я боюсь призраков.

— Живую.

— Зачем?!

— Господи, да из любопытства!

— Че пристал? — от волнения она огрызнулась совсем как в детстве.

— Почему она погибла, ты знаешь?

— Что, с дуба рухнул?! А ты подзабыл? Погибла в автокатастрофе.

— И все?

— А что, этого, думаешь, маловато? При чем здесь моя мать, зачем эти идиотские вопросы?!

— Ладно, потерпи, у меня последний, — промямлил Глеб, и он с гадливой гримаской помахал выкраденными у Филиппа часиками. — Узнаешь?

— Откуда они у тебя? — умилилась Карина после внимательной паузы, когда, близоруко прищурившись, подозрительно рассматривала вещицу.

— От Филиппка.

— С Филиппом теперь дружишь? — удивилась Карина.

— Я-то нет, а вот ты, судя по часикам, с ним водилась когда-то. Кстати, у него девочка завелась. Не приревнуешь?

— Отчего ж… Девочки всегда были его слабостью. Тайной, правда. Фил умел блюсти реноме.

— Какие открытия! Кто бы мог подумать. Наша бабуля очень бы огорчилась…

— Кристальный человек наша бабуля. Она не нарадовалась, пока я жила у Фила, думала, так надежней, друг семьи все-таки. Филипп каждый день звонил ей и докладывал о моих успехах в испанском, о подготовке на филфак… якобы. Иногда прямо из постели и звонил, непросохший…

— М-да! Какого черта ты с ним связалась? Старый конь борозды не испортит — так, что ли?

— Много будешь знать — скоро состаришься. И вообще что ты понимаешь в зрелых мужчинах, — расплылась Карина в раскрасневшейся улыбке.

— Красненькое тебе явно на пользу, — не удержался Глеб, — все лицо как одна сплошная веснушка, а на ней еще маленькие плодятся. Кстати, помнится, ты хотела покончить с конопатостью? Ты забросила эту идею?

— Пошел ты…

— Расскажи мне какую-нибудь сказочку про Филиппа.

Глеб быстро описал пресловутую подслушанную мизансцену, которая, однако, не произвела на сестрицу сильного впечатления.

— Ничего удивительного. Фил всегда точил на папочку зуб, — ответила Корри, невозмутимо доставая с полки вазочку с печеньем и отодвигая свекровкину бутылку с кислой мутью. — Фил завидовал папашиному разгильдяйству… я уверена, прежде всего он обвинял нашего daddy… Хотя сие большая глупость. Господи, но если вспомнить, как Фил изображал благородный гнев по поводу брошенной Ани со мной в брюхе… он ведь считал, что я от нашего папаши…