Игорь Бойков - Жизнь, прожитая не зря

«И у каких уродов руки чесались всё попереломать? Как красиво было, наверное, когда она стояла целой. Ну что за народ здесь живёт? Так посмотришь — вроде, город как город. А приглядишься — ну всё переломано, загажено, заплёвано, даже в переходе на пляж дерьмом разит. Неужели самим не противно?! Я-то уеду, а им жить здесь», — вздохнул капитан, грустно поглядев на остатки балюстрады.

— Ва-а-а-а!!! Ва-я-я-я-я-я!!! У-у-у-уууууууу!!!! — внезапно раздался у него за спиной хрипловатый гортанный гогот.

Лебедев вздрогнул от неожиданности и обернулся. Прямо за ним шли четверо молодых парней. Спортивные костюмы, сдвинутые на затылки чёрные вязаные шапки, кожаные пиджаки, кроссовки, лакированные туфли с заострёнными носами — всё было на них гротескно, вульгарно, несочетаемо, нелепо. Глаза поблёскивали хищно, недобро, а по лицам — крючконосым и туповатым — блуждали самодовольные нагловатые ухмылки.

«Бычьё», — понял капитан. Это слово он перенял от местных. Так в Городе Ветров называли полудикую горскую молодёжь, бродящую повсюду целыми табунами.

Парни меж тем что-то оживлённо обсуждали, смеялись, размахивали руками, сорили на ходу шелухой семечек и громко матерились по-русски.

«Ишь, повылезли ближе к вечеру, — неприязненно подумал Лебедев. — Такие, небось, всю балюстраду и разбили. Силу свою бычью тут, наверное, показывали. Вот уж не зря говорят: вспомнишь г… — вот и оно».

Ему сделалось неприятно от их резких выкриков, гогота, грязного мата. Он отошёл в сторону и присел на край скамейки. Все доски с другого её края были грубо и безжалостно выломаны.

«Посижу тут, — решил он. — Пускай себе валят дальше».

Но парни, вместо того, чтобы пройти мимо, вдруг тоже остановились и уселись на другую скамейку, совсем рядом, метрах в пяти от него. Но та тоже оказалась разломанной, и всем места не хватило. Двое — те, что были в кожаных пиджаках — поместились на уцелевших досках, а другие, в спортивных костюмах с надписью «Страна Гор» во всю спину, присели на корточки прямо напротив них.

Капитан недовольно поморщился, но сразу вставать и уходить не хотелось. А то подумают ещё, что из-за них. Он облокотился на спинку, вытянул ноги и, луща ногтями семечки, поневоле стал прислушиваться к их разговору. Парни болтали громко, с сильным акцентом, но по-русски, и голоса их были резки и грубы. Речь свою они пересыпали местным жаргоном, потому Лебедев понимал не всё, отчего брезгливость его лишь удваивалась.

— …. вот так всё, в натуре, и получилось, — говорил длинный горбоносый парень в кожаном пиджаке, из-под которого виднелся красный свитер. — Короче, мне сейчас конкретная «лапа» нужна, чтобы сессию закрыть. У пахана, есть же, неудобяк уже просить. И так уже давал сколько. А у этих преподов-сук, брюхи в натуре бездонные. Им всё мало, есть же.

— Неудобняк — это перед бабой бывает, когда не встаёт, — съехидничал другой, тот, что был в спортивном костюме, коренастый и коротко стриженный.

— Э, за метлой следи, да. Это у тебя, наверное, не встаёт.

— Ва-я, спалился Курбан. Отвечаю, спалился!

И стриженный заржал громко, радуясь своим остротам.

— Э, вот Алишка с юрфака есть же? — вмешался в разговор третий.

— Какой Алишка?

— Ну, этот. Керима братуха. Который ещё раньше с Камилём вечно лазил. Помнишь?

— А, этот что ли, ушлёпок?

— Почему ушлёпок?

— Потому что ушлёпок.

— Ну, не важно. Вот у него, короче, есть же братуха двоюродный?

— Ну?

— Он, короче, в строительном техникуме учился. И, раз короче, не знаю из-за чего, со своим деканом побазарил. А потом слово за слово — ещё и помахался с ним. А у них декан — бычара такой конкретный, сельский. Родственник ректора, короче. Вот такой бычара! — и он, сдвинув брови, насупившись, сжав кулаки, даже привстал, стремясь изобразить декана наглядно. — Короче, Алишки братуху отчислили. Родителям «лапу» нехилую собирать пришлось — ректор сказал, что восстановит в эту сессию. И кинул, короче, не восстановил.

— Почему?

— Как почему? Ещё денег хочет.

— Вот чмошник!

— В натуре! Это я понимаю: у пацана проблемы конкретные. А у тебя, Ибра, что? Пару экзаменов толкнуть — это фигня всё.

— Вам-то легко говорить, — Ибрагим вздохнул.

— Он, что, дурной?

— Кто?

— Алишки братуха?

— Да он по жизни такой был. Сам потому что бычара. Просто не понимал пацан, где можно быковать, а где нельзя. Вечно рога включал не по делу.

Мимо них, держась под ручку, прошли две девушки. Одна высокая, в тёмных обтягивающих брюках, короткой блестящей куртке и лёгкой косынке, повязанной на голове так, чтобы длинные пряди каштановых волос падали на самые плечи. Она шла прямой уверенной походкой, кося по сторонам чёрным глазом. Вторая была ростом пониже и выглядела нескладной, полноватой, кургузой. На ней была чёрная короткая юбка и какие-то ядовито-зелёные с оранжевыми полосками, безвкусные шерстяные гольфы, доходящие до колен. По спине разметались густые тёмные волосы.