Игорь Бойков - Жизнь, прожитая не зря

— Ж-жуть! — Лебедев, поёжившись, заметно вздрогнул. — Ну и истории ты травишь.

Пожилой моряк откинулся назад и похлопал себя по карманам куртки, ища зажигалку. Но тут же вспомнил, что её нет, приглушённо чертыхнулся и сказал:

— Слушай, капитан, по сто грамм хочешь? Тут рядом пивная есть неплохая. Не смотри, что там калдыри собираются. Зато водка хорошая, не палёная. Отвечаю. И стоит недорого.

— Кто собирается? — не понял капитан.

— Калдыри. Слова такого не знаешь? Так в России не говорят? Алкаши, значит, по нашему.

Выпить Лебедев был не прочь. Но служа на Кавказе, он приучил себя никогда не доверять местным до конца. А, кроме того, было стыдно сознаться, что у него совсем нет денег.

— На службе не пью, — бросил он поспешно, с фальшью.

— Да ладно, если б ты на службе был, то сейчас не сидел бы здесь, не спал на пляже. У тебя ведь выходной сегодня? — моряк сощурился с хитрецой, как будто хотел сказать: «Знаю, капитан, о чём ты сейчас подумал. Подумал, что я тебя — доверчивого лопуха из России — напоить хочу, а потом зарезать, или чеченцам в рабство продать? Не бойся, я не из таких».

— Извини, но мне правда в часть уже надо. Засиделся я тут, — выдержав взгляд, ответил Лебедев решительно и встал.

Дядя Мага, помедлив, нехотя, с кряхтением поднялся тоже.

— Ну, надо — так надо, — произнёс он разочарованно, немного поморщив лицо. — Служба — понятие круглосуточное, как говорится. Удачи. И больших звёзд тебе, капитан! Служишь-то в каких войсках, забыл спросить?

— Сапёром, в мотострелковой бригаде. А тебе, дядя Мага, пусть лучше море с осетрами снится, или, там, пляж с бабами, чем прокажённые всякие.

— Да мне давно уж ничего не снится, — протянул он в ответ. — Ну, давай!

Посмотрел на Лебедева своими мутновато-хмельными глазами и не то кашлянул, не то усмехнулся приглушённо в усы.

Капитан пожал на прощанье его руку. Но теперь без прежней натянутости, искренне. Пожилой моряк ему приглянулся.

— Давай! — сказал Лебедев и направился в сторону железной дороги, через переход под который можно было выйти с пляжа в городской парк.

Дядя Мага остался стоять на месте, смотря ему вслед.

Капитан спустился в переход и с отвращением зажал нос. Здесь, сквозь стыки между бетонными плитами на полу просачивалась зловонная жижа. Пол был сырой, покрытый склизким сизым налётом. Стены перехода тоже были сизыми — не то от плесени, не то ещё от чего. Лебедев выругался громко и ускорил шаг. Жижа смачно чавкала под ногами, словно хотела всосать его в себя. Подошвы липли к полу.

Выскочив из перехода на свежий воздух, Лебедев оказался в парке. Вокруг были клумбы, голые, бугристые, перекопанные на зиму. Он пошёл прямо, сам не зная толком, куда. Короткий зимний день заканчивался, но возвращаться в часть не хотелось. Ещё у моря Лебедев здорово озяб, и его тянуло в какую-нибудь забегаловку, чтобы заказать там сто грамм водки с простенькой закуской, сесть, не снимая бушлата за столик, и хлопнуть залпом стопку, ощущая, как тепло разбегается по жилам, приятно греет в груди, покалывает лицо. А потом взять ещё пива с вяленой рыбой, которую здесь все называли тарашкой, и, сдирая чешую с её сочащихся янтарным жиром боков, не спеша прихлёбывать из пузатого бокала, посматривая на окружающих и прислушиваясь к их разговорам.

Но денег не было даже на маршрутку, а идти назад предстояло почти через весь город. Воинская часть располагалась на окраине, в заводском посёлке, а он забрёл в самый центр. Он бывал здесь неоднократно. И всякий раз его тянуло именно сюда — на узкие улочки со старыми каменными домами. Среди них попадались совсем древние, ветхие, ещё царской постройки, с неизменно выбитой на стене под крышей датой — 1900, или 1902, или 1912.

И было здесь всё тихо и уютно. И совсем не верилось, что где-то рядом таятся боевики, украдкой ощупывающие его ненавидящими взглядами; что без конца подрываются на спрятанных у дороги фугасах милицейские УАЗики патрулей; что пропадают солдаты из его части, тайком убежавшие в самоволку за сигаретами или за водкой; и что в прошлом месяце в семи километрах к югу от города чуть не пустили под откос воинский эшелон.

Лебедев вышел на набережную. У старой, закутанной в чёрный платок торговки взял на оставшийся у него рубль кулёк жареных подсолнечных семечек и, не спеша, пошёл прямо, грызя их и сплёвывая кожуру на сторону.

Народу в парке почти не было, и он одиноко побрёл вдоль балюстрады, сразу за которой пролегала железная дорога, отделявшая пляж от парка. Наверное, когда-то она была аккуратной, изящной, и, облокотившись на её перила можно было прямо из парка глядеть на море. Но теперь от полуметровых белых колонн остались лишь разбитые каменные основания, из которых уродливо торчали погнутые, ржавые арматурины