Подумав секунду, он наклонился, снял с себя ботинки — старые истоптанные и рваные армейские берцы — и с размаху швырнул их на другой берег. Не добросил, конечно, и они громко плюхнулись в воду. Выругался негромко.
Он решительно двинулся вперёд, толкая корягу толстым концом перед собой, точно волнорез, чувствуя под босыми ногами неровное, в крупной гальке дно..
Вода достигла его пояса, потом груди. Течение валило его с ног, у он с усилием удерживал равновесие, наваливаясь грудью на бревно.
Наконец, когда вода уже стала захлёстывать плечи, Станислав резко оттолкнулся обеими ногами от дна и поплыл. Он изо всех сил загребал правой рукой, держась левой за ствол, отчаянно болтал ногами. Высоко поднимал голову над водой и громко, словно тюлень, отфыркивался. Течение крутило его вместе с корягой, тащило прочь.
Ещё, ещё. Станислав грёб, что было мочи толкал руками сухой ствол, направлял его вперёд, к берегу.
До него оставалось уже метров пятьдесят, не больше. Он грёб с остервенением, грёб, не помня себя. Труба «мухи» соскользнула с плеча и теперь бултыхалась где-то в районе локтя, мешая ему плыть. Он, не задумываясь, отбросил её прочь, и она сразу пошла ко дну.
Перед глазами в лунном свете проплывали очертания берега. Он был высоким, с ровными отмелями, за которыми возвышался небольшой, поросший кустами обрыв.
Станислав опять начал коченеть. Ночью вода казалась ещё холоднее, чем днём. Он яростно работал ногами, плескал ими по воде, фыркал и плевался, но течение, особенно быстрое здесь, на середине реки, с неумолимой силой влекло его дальше. Надо было преодолевать его, плыть к берегу. Но он чувствовал, что силы уже на исходе, и конечности деревенеют, наливаются тяжестью. Всё труднее грести, всё труднее двигаться, всё труднее дышать. Бревно цепко схвачено бурным течением, оно несёт его дальше, прочь, и у него уже не хватает сил ему противиться.
Тогда Станислав решился. Он сбросил с шеи автомат. Потом, изловчившись, содрал с себя лохмотья хэбэшной куртки. И, оттолкнувшись из последних сил от коряги, поплыл крупными сажёнками прямо вперёд, к протяжной отмели с обкатанной, белеющей в лунном свете галькой.
Станислав грёб судорожно, надрываясь. Глотал воду. Уходил в неё с головою. Но всякий раз упрямо выныривал, ощущая от жёсткой пресной воды резь в глазах и носу. Плевался с хрипом. Снова грёб. От напряжения было трудно дышать, и он, широко разевая рот, едва заглатывал повлажневший ночной воздух.
Занемевших рук он почти не чувствовал больше. Шлёпал ими по воде, будто деревяшками. И когда силы совсем уже его оставили и тело начало безвольно погружаться вниз, ко дну, ему вдруг стало легко. Солдат даже не понял сразу, почему, что произошло. Он стоял. Просто стоял, упёршись ногами в дно, с трудом преодолевая течение. Вода теперь плескалась где-то на уровне груди. Он переплыл Терек.
Едва живой, на одеревенелых ногах, солдат побрёл вперёд, к берегу. Вода обильно стекала по его голому торсу. Выбрался на отмель, отдышался с трудом. Потом почти на ощупь полез на обрыв. Глина мягко осыпалась под ногами, и он пару раз срывался, съезжал вниз. Но поднимался и продолжал упрямо карабкаться снова. Взобрался, наконец, ухватившись руками за ветки росших у самого края кустов. Продрался через них напролом, медведем. Корявые ветви царапали, обдирали тело, босые ступни кололись об острые камешки, сухие сучки. Но он, окоченевший, изнемогший, почти не чувствовал боли.
Двинулся прямо, наугад. Дрожал от холода, выбивая зубами ровную дробь. Мокрые штаны противно липли к ногам. Мысли в голове крутились обрывочные, бессвязные. Но внутри стучало упрямо, радостно:
«Переплыл., переплыл».
На Луну набежали тучи, и он почти уже ничего не видел в густой непроглядной мгле. Шёл и шёл вперёд, ощущая под ногами то жёсткую траву, то острые камни, то затвердевшую глину. Пораненные ступни саднило протяжно.
Иногда, чтобы хоть немного согреться, пробовал бежать. Но, спотыкаясь о кочки, бугорки или вылезшие из земли корни растений, почти сразу же падал и лежал ничком, тяжело дыша.
Однако страх замёрзнуть, умереть уже здесь, на своём берегу, заставлял его подниматься и идти дальше.
Станислав попробовал крикнуть.
Э-э-э-э! А-э-а-э! — протяжным эхом раскатилось по степи его жутковатое хрипение.
Крик не шёл из застуженной, сведенной глотки.
Солдат уже не понимал, куда брёл. Просто куда-нибудь, чтобы не упасть тут и не умереть.
«Упадёшь — умрёшь, замёрзнешь», — буравило мозг.
Читать дальше