Кабы знала я,
Кабы ведала,
Не давала бы
Целовать себя в губы алые…
Мы встретились тогда ВТОРОГО — после отвратительно жаркого лета — во-вторых — СЕНТЯБРЯ. В центре зала на северно-рыжей, как осенний лист, ветке метро, в семнадцать с минутами. Это была даже не осень, а какое-то совсем пятое время года, самое-самое пятое, так как шестого не предполагалось, да и вообще уже ничего не предполагалось. Собственно, дела как данность и самоценность были оставлены тобой до лучших времен (до более глубокой осени и менее — зимы); собственно, спешить было некуда; собственно, вспоминалось вечное «на одни и те же грабли». Мы поздоровались только относительно, безотносительно-молчаливо направившись сразу налево к мерцающему винному, бессловесно купив 0,5 и черно-белый.
…Солнечно было, и люди вокруг ходили взад и вперед, вбок и вкривь — но они не передвигались вверх и вниз, и это было моментом моего усталого удивления: два вида движения оставались неучтенными основной массой; плотность на душу населения возрастала; население не обрастало плотностью души… Мы забрели к очень левой скамейке. Солнечно-то как было! И от делать не фиг, играла солнечность эта по стеклянной, и пела, и плескалась, и резвилась, как резвится одна только лесная нимфа перед прогулкой с рогатеньким фавном.
Но солнечно же! Бли-и-ин! И играла солнечность эта по стеклянной, и теплела — та, и теплую — из пластмассового стаканчика — с банальным удовольствием, и елки-палки вокруг зеленели, а листья — не с хвойных — желтыми прикидывались; и допили-таки… Маленькая бронзовая ящерка, сидящая на камне, неуверенно переходила в его ладонь, а потом в брови, поднимающиеся вверх: теперь можно было обозначить и глаза — «мозги наружу»: впрочем, последние сильно размякли от крепости, уже не булькающей в стеклянной… Прошла женщина в чем-то бесформенном; мальчик на велосипеде замельтешил ступнями: «Крути педали, пока не дали!».
— А поехали к…, я должен быть у него в семь. Уже половина… — сказал вдруг он, посмотрев на часы.
— М-м-м… — промычала я.
— В Свиблово. У тебя есть жетон на метро?
Хороший вопрос. У меня был жетон. Даже два, и я жеманно пала на обе лопатки:
— Тогда тебе придется провожать меня в стадии алкогольного опьянения, а это чревато. Помнишь, нас не пустили в метро — ну, на радиальную, и пришлось идти на кольцо?
— ПУСТОЕ, — сказал серьезно тот, кого я, типа, любила несколько смен времен года — целую маленькую такую жизньку-падлючку.
…Мы по-идиотски улыбались; нам было легко — во-вторых — ВТОРОГО СЕНТЯБРЯ; мы совершали неплавный заход в одну и ту же отстойную реку — дважды; я могла бы поспорить с предсказуемым людом на тему правильности «1 + 1 = 2».
Метро показалось более душным, чем обычно; на выходе у нас в руках присутствовал уже пакет с горячительным напитком. Мы ехали в гости к дальневосточному человеку. Дальневосточный человек был приятно-узкоглаз; он улыбался и здоровался за руку: «Привет, Энньия! Ос-сень приятно! Ос-сень!» — в принципе, дальневосточный человек классно изъяснялся по-нашему. Я спрашивала у того, в кого вхожу дважды, как на одном из дальневосточных диалектов «здравствуйте» — это запоминалось не сразу, и «ни хао» путалось почему-то с «син тяо».
Выйдя из лифта, где булькающее в пакете горячительное теребило остатки нервных окончаний и изо всех сил рвалось наружу, мы входили в крошечную квартирку со старым русским классическим беспорядком.
— Энньия, не стесняйтесь, будьте как дома, жарьте на кухне котлеты!
…Сковородка шкворчала и поругивалась на меня, но вопреки этому, полуфабрикаты обретали достойный вид под моими нетрезвыми наглыми пальцами.
— Энньия, не стесняйтесь, будьте, как дома — режьте салат!
…Меньше всего я занималась дома тем, что резала салат. Тем не менее, красно-рыже-зеленые овощи, как сама осень, были изрезаны, изрублены и политы чем надо. Я собиралась сделать что-то еще, но Дважды-Не-Мой, тот, которого я… ну, вы понимаете, пробаритонил как-то особенно низко и мягко: «Сядь, женщина, и лучше выпей».
Дальневосточный человек не удивился: «Энньия пьет водку?» — и расцвел понимающей улыбкой, видимо, вспоминая всех встречавшихся ему на пути русских женщин, легко пивших водку, и даже рисовую. Потом, правда, он пустился в дивные пространные измышления, неизменно заканчивающиеся одинаково: «Нет, у нас так не пьют!»
Что ж… пожалуй, он был прав: так могли пить только у нас.
Читать дальше