Однако вопрошающим я неизменно отвечаю: «Ничего, совсем ничего». Окружающие любят такие ответы. Так они будут уверены в том, что я равнодушный монстр. Имея такого под боком, можно не замечать собственного уродства.
Всё самое лучшее происходило со мной в детстве, давным-давно. Я так и не справился с неизбежностью взросления. И теперь меня ставят в угол.
Каждый считает, что заслуживает большего. Я не исключение. Просто ждал и надеялся. Но ничего не происходило.
Когда жалеешь себя, то чувствуешься собственную важность, думаешь о том, что заслуживаешь лучшего. Дай повод, и жалость захватит всего тебя. Легче придаваться ей, чем нести ответственность.
Есть такая притча.
Как-то раз одному человеку приснилось, будто он идёт песчаным берегом, а рядом с ним — Господь. На небе мелькали картины из его жизни, и после каждой из них он замечал на песке две цепочки следов: одну — от его ног, другую — от ног Господа. Когда перед ним промелькнула последняя картина из его жизни, он оглянулся на следы на песке. И увидел, что часто вдоль его жизненного пути тянулась лишь одна цепочка следов. Заметил он также, что это были самые тяжёлые и несчастные времена в его жизни.
Он сильно опечалился и стал спрашивать Господа:
— Не Ты ли говорил мне: если последую путём Твоим, Ты не оставишь меня? Но я заметил, что в самые трудные времена моей жизни лишь одна цепочка следов тянулась по песку. Почему же Ты покидал меня, когда я больше всего нуждался в Тебе?
Господь отвечал:
— Потому что в те времена Я нёс тебя на руках.
Раскаяние, которое я возложил на алтарь собственной судьбы, помогает мне быть сильнее.
Прошлое — пылающие шрамы, которые не позволят совершить прежние ошибки.
Как и раньше, я иду к наполнителям, абсолютно один, только изредка вижу следы рядом со мной. Пожалуй, в первый раз я чувствую себя по-настоящему взрослым.
Всё, что будет дальше, не имеет смысла. Ни для вас, ни для меня. Однако эта история длится ровно столько, сколько человек умирает от потери крови. И во мне ещё осталось несколько капель.
После чистосердечного признания меня отправили в одиночную камеру следственного изолятора. До полного выяснения обстоятельств. Как выясняют обстоятельства, вы знаете. Следы допросов на моём лице и теле.
Раньше я считал, что к боли нельзя привыкнуть. Это так, но можно попытаться относится к ней равнодушно.
Когда вы услышите моё имя, то узнаете, что я убил не меньше десяти человек. Как пишут некоторые, убил, изнасиловал и съел. Кроме того вы узнаете, что я был вдохновителем массового заражения людей смертельным вирусом и возглавлял секту служителей богини Кали, приносящих людей в жертву. Я был лидером фашистской группировки, взявшей на себя ответственность за погромы, взрывы, похищения и убийства людей.
Моему послужному списку мог бы завидовать сам Чарльз Мэнсон.
Я стал по-другому смотреть на многие вещи. На преступников. На слуг правосудия. На жертв. Новый взгляд объясняется не только изменением сетчатки, которая стала отслаиваться вследствие черепно-мозговых травм, но и обретённым умением прощать. Это ценное качество.
Порой я надеюсь, что эти пытки прекратятся. Надеюсь, что на защиту моих прав встанут серьёзные люди. Но надежда умирает также быстро, как и рождается.
Иногда я пересекаюсь со страшными людьми. Настоящими психопатами. Маньяками. Насильниками. Педофилами. Когда я вижу их, они, в основном, улыбаются. О них заботятся, словно о маленьких детях.
Высокий человек с рыбьими глазами работал финансовым директором в строительной компании. Работал и убивал. На его счету сорок семь девочек в возрасте от пяти до одиннадцати лет. Он убивал абсолютно идентичным способом — топором в спину. Насиловал и готовил из жертв мясные деликатесы. Мне сказали, что его роскошная квартира походила на цех мясного комбината. У него была своя «фишка»: всем девочкам он вырезал молочные железы. Поэтому его прозвали Весёлым Молочником.
Его не могли поймать более семи лет. Когда поймали, то избили до полусмерти. На следующий день появился адвокат и принялся трубить о правах человека. Полицейским, избившим Молочника, дали срок за превышение должностных полномочий.
Журналисты ходят ко мне всё реже и реже. Я им малоинтересен.
Первое время ко мне пытались попасть разные люди. В основном, те, у кого вирус, а также их родственники. Они швыряли в меня арматурой, камнями, бутылками, иконами. Проклинали и клялись сжечь. Я просил у них прощения. Чем дольше это продолжалось, тем более я убеждался, что эти люди мало отличаются от позитивных или фашистов.
Читать дальше