Я обогнул дом и с облегчением вздохнул: собака находилась внутри. Пес был очень противный, избалованный, и даже его кличка Лэдди мне не нравилась. Дом стоял на сваях, и зазор между полом и землей, достаточно высокий, позволял мне туда заползти. Я протиснулся между бревнами и ощупью двинулся вперед, ориентируясь на раздававшиеся сверху голоса. В одном месте сверху, между половицами, пробивался свет. Там же слышались шаги и стук собачьих лап с когтями по древесине. Я удобно устроился — здесь можно было даже сесть — и обратился в слух. Похоже, я сидел прямо под обеденным столом.
— Тренер говорит, что мне надо набрать вес, — сказал мальчик.
— Набрать, сбросить, никто не доволен своим весом! — проворчал в ответ отец. — Вы лучше полюбуйтесь, как он жрет! Уплетает, как гребаная свинья!
— Послушайте, можем мы хоть раз спокойно поужинать? — вмешалась мать.
— Ты меня спрашиваешь? — переспросил отец. — Лучше спроси своего сыночка!
— Папа, я есть хочу, что тут такого?
— Да ешь сколько хочешь, хоть лопни, твое дело. Все, что я требую, это соблюдения приличий за столом.
Повисла пауза. Потом раздался голос дочери:
— Мы опять забыли помолиться.
— Блин! — отреагировал папаша.
— Ты сам ввел этот обычай, Макс, — сказала мать, — и сам же о нем забываешь.
— Ладно, сейчас помолимся. Эй, Мэтью, а ну-ка наклони свою башку и прикрой гляделки! — Папаша прочистил горло и произнес: — Отче наш, благослови нашу трапезу, да будет она нам во благо и в радость. Помоги всем, кто нуждается в твоей помощи, и нам тоже помоги. Аминь.
— Аминь, — откликнулись остальные.
— Теперь можно есть? — спросил Мэтью.
— Ешь, — разрешил папаша.
— А я толстая, как вам кажется? — спросила дочка.
— Толстая, так ешь поменьше, — ответил отец.
— Не обижай ее! — сказала мать.
— По-моему, у меня бедра толстые, — не слушала их дочка.
— Все у тебя в порядке с твоими чертовыми бедрами, — успокоил ее папаша.
— Одолжи мне мясца, — пошутил Мэтью. — У тебя лишний жир, а мне веса не хватает. Тренер говорит, что мне надо срочно набрать пятнадцать фунтов.
— Заткнись и лопай стейк! — цыкнул на него папаша. — Вся гребаная семейка чем-то недовольна. Все хотят быть другими. Толще, тоньше, умней, красивей. Вот видите эту рожу? Это моя рожа. Рубильник, брыли — все мое. И другой рожи мне не надо!
Снова настала тишина. Они ели молча, было слышно только позвякивание посуды и стук лап собаки, бегавшей вокруг стола, — наверное, кто-то украдкой подбрасывал ей куски. Еще можно было различить жужжание телевизора из соседней комнаты. Вдруг кто-то громко рыгнул. Дочь захихикала, а мать укоризненно сказала:
— Мэтью!
— В Китае и в других бедных странах рыгание считают похвалой хозяйке, — ответил Мэтью.
— Ну вот, полюбуйтесь, — сказал папаша. — Теперь он хочет стать китайцем.
— Ешь давай! — велела мать.
Значит, вот что такое «нормальная жизнь»! Ужин в сопровождении не столько разговора, сколько перебранки в сочетании с раздумьями о собственном весе. Шавка, попрошайничающая возле стола. Молитва, которую произносят тем же тоном, что и замечание о том, что за едой нельзя рыгать. У нас за ужином отец, бывало, пускался в рассуждения о том, имеет ли квантованный вихрь потока бесконечную массу. Я начал выбираться из-под дома наружу, на лужайку, но тут услышал, как открылась задняя сетчатая дверь. [83] Сетчатая дверь — рама с натянутой на нее сеткой для защиты от насекомых, навешивается в проеме входной двери.
Доставая пачку сигарет, вышел папаша. Я сидел, спрятавшись за одной из свай. Отец семейства прошел на лужайку и закурил. Он курил, прохаживался по лужайке и тихо напевал «Яблочный пирог». [84] «Яблочный пирог» (American Pie) — знаменитая песня Дона Маклина (1971), посвященная гибели трех музыкантов в 1959 г. «Яблочный пирог» может означать «простой, открытый американец».
Мне пришлось ждать, пока он не потушит свою сигарету и не вернется в дом.
Когда я приехал домой, мама объявила о своем решении запретить доступ в гостиную. Оба входа в нее были завешены желтой лентой.
— Я хочу, чтобы и гостиная, и кабинет были недоступны для посещения, — отрезала мама.
— И экономия на ремонте выйдет, — поддержал ее Уит.
— Но это же часть дома! — возразил я.
— Ну, пусть пока будет так, а там посмотрим. Мне надоело там постоянно пылесосить. И ковер изнашивается, когда ты там возле урны ходишь постоянно взад-вперед.
Я задумался над этим. Да, действительно, иногда вечером — ладно, каждый вечер перед сном — я разговариваю в гостиной с отцом. Ну и что в этом такого? Вон Уит, прежде чем завалиться спать, обменивается радиограммами с каким-то альбиносом из Санкт-Петербурга.
Читать дальше