Доминик Смит - Прекрасное разнообразие

Дорогой папа,

«олдсмобиль-омега» все еще на ходу. Скажи, ты когда-нибудь менял в нем масло? Незадолго до твоей смерти я поменял масло и воздушный фильтр. Он был совсем древний.

Знал ли ты, что Мелвилл Дьюи, изобретатель десятичной системы библиографической классификации, был своего рода Эйнштейном библиотечного дела? [82] Дьюи Мелвилл (1851–1931) — американский библиотекарь, автор десятичной системы библиографической классификации. До него пользовались так называемым «фиксированным местоположением» книг, а он предложил «относительное местоположение» — что-то вроде квантовой теории. Теперь книги нумеруются по их содержанию, а не по физическому адресу на полке.

С любовью,

По вечерам Уит уединялся в своем радиоподвале, а мама отправлялась на ужин к друзьям. Круг ее знакомств расширился, к членам клуба «Леварт» теперь присоединились еще и добровольцы из хосписов. В такие вечера я, сидя дома, пропускал в гостиной стаканчик на ночь. Достав из старинного шкафчика джин и тоник, я смешивал их и присаживался на диван. Кожаную обивку этого дивана мама протирала маслом, и пахла она, как седло. Дом был погружен в полумрак, урна на каминной полке поблескивала, отражая свет ламп на лестнице. Отец как бы господствовал над всем домом — что у него никогда не получалось раньше. При жизни он был похож скорее на квартиранта или постояльца гостиницы, который появляется внизу только во время обеда, а потом исчезает в коридорах и занавешенных комнатах своих мыслей. Он знал, что мы простим ему эксцентричность и рассеянность, если он будет оставаться незаметным и нетребовательным. Теперь же по воле мамы, водрузившей урну на каминную полку, он превратился в патриарха — предка, взирающего на нас из священной ниши.

— Я напился, — признался я урне.

Поднявшись с дивана, я направился к гостевой комнате, где Уит готовился ко сну. Прежде чем лечь, он, уже облаченный в широкие трусы и майку, проделывал свой ежевечерний ряд приседаний и отжиманий от пола. Я смотрел, как он пыхтит, и думал о том, о чем никогда и ни с кем не стал бы говорить вслух, — о его отношениях с мамой. Раньше мне казалось, что для моих родителей секс — нечто совсем не важное. Если они им и занимались, то наверняка думали о чем-то своем: отец представлял формулу, описывающую крутизну бедер, а мама беспокоилась, не оставила ли включенной плиту. Спросить у Уита, есть ли у него какие-то планы относительно моей мамы, я не мог.

Он заметил меня в дверях и замер, не закончив упражнения, затем, продолжая держаться на согнутых руках, недоуменно спросил:

— Хочешь присоединиться? А что, давай! Твоей тикалке полезно потренироваться перед стартом.

— Спасибо, но у меня завтра много дел. Приедут читатели из дома престарелых. Придется побегать, таская им книги Даниэлы Стил с крупным шрифтом.

— Вас понял! — просигналил Уит и продолжил отжиматься.

Я поднимался по лестнице, заткнув уши, чтобы не слышать его выдохов.

Семья, выбранная мною на этот раз, была самой заурядной. Возле дома стоял мини-вэн, на участке покачивались качели-скамейка, а на веранде позвякивали китайские колокольчики. Меня интересовала именно нормальность, о которой я почти ничего не знал. Я вырос в странном семействе, состоявшем из физика-ядерщика, астронавта и домохозяйки, которая вела свое хозяйство так, как ведут корабль по бурному морю. Я решил, что мне надо изучать «нормальность», как изучают чужой язык и культуру, и чувствовал себя антропологом, отправившимся в экспедицию туда, где живут умеренно счастливые, получающие зарплаты и выплачивающие кредиты аборигены. Фамилия аборигенов, указанная на почтовом ящике, была Донован. Напротив их дома, на другой стороне улицы, рос огромный вяз, ветви которого укрыли мой «олдсмобиль». Становилось холодно. Я не выключал мотор, грея машину, и наблюдал за домом. Вскоре выяснилось, что в нем живут четыре человека: муж, жена и дети-подростки — сын и дочь. Каждый вечер в одно и то же время они собирались дома на ужин.

Во вторник вечером я вышел из машины и приблизился к дому. Светились только два окна в дальней от меня части дома — кухня и столовая. Подозреваю, что папаша был сторонником жесткой экономии, поскольку один раз я слышал, как он орал на детей: «Выключайте свет! Я еще не владелец электростанции!» После этого свет погас, а потом со второго этажа послышался шум фена.