Она подошла к Егору сама. Улыбнулась одними губами, положила на плечи ему руки, заглянула в глаза, спросила тихо:
— А ты все ждешь меня?
Платонов всмотрелся. Увидел седину в кудряшках, морщины возле губ, вокруг глаз.
— Что с тобой? — прижал к себе невольно.
— Плохо мне, Егорушка, ой, как тяжело! Какая я глупая! Как виновата перед тобой,— спрятала лицо у него на груди. Плечи задрожали.
— Тамара, девочка моя! Давай забудем все плохое, перешагнем через ошибки.
— Не получится.
— Почему?
— Вы никогда меня не простите. Никто!
— Я прощаю! Хотя и не знаю, в чем твоя вина.
— Ты никогда не простишь меня, да и забыть не сможешь. Ведь я первая, ты любил. Я сама виновата, что теперь предали меня. Все возвращается. За каждую нанесенную боль получаем в десять раз сильнее, и от такой расплаты никому не уйти.
— О чем ты, Тамара? Я люблю тебя!
— Нет, Егор! Мы потеряли любовь! Слабыми оказались оба. Не удержали. Теперь уж поздно что-то менять, мы не в силах вернуть наше прошлое. А впереди лишь боль раскаяния и сожаление. С ними и уйдем! Никто не поможет нам, мы больше никогда не встретимся, но знай, я любила тебя одного. Другому в сердце места не было. И я навсегда осталась твоей...
— Тамара, не уходи! — пытался удержать, но видение растаяло в руках бесследно.
Егор пришел в котельную, едва закончился завтрак. Кондрат как раз допил чай и не успел отойти от маленького столика. Увидев Платонова, удивился, но виду не подал.
— Аль обратно воротили в нашу зону? Аль, наскучившись, проведать вздумали? - спросил вместо приветствия.
— По делам службы приехал, заодно хотел Вас навестить. Давно не виделись,— выложил из сумки яблоки, пакет слив, свежий хлеб, масло, сахар, колбасу.— Ешьте на здоровье! — присел Платонов поближе к старику.
— Благодарствую, Егор! Не столь гостинцы, сколь память дорога! Как здоровье нынче? Трещин не дает?
— Все нормально. Дышу без сбоев.
— Не высыпаешься. То худо! Глянь, какие круги под глазами. Аль бабная зона худшее нашей? Мороки и забот прибавилось?
— Их везде хватает.
— Ну-ка, дай руки, погляну, чего их дрожь пробирает? Аль к выпивке потянуло, а може, бабы с дороги в канаву стаскивают? Ты им не поддавайся. Те лахудры к доброму не способные. Знамо дело, им абы плоть пощекотать, про душу не болеют! О! Вишь, как оно! Снизу весь пустой, баба выжала. Крутая кобылка, горячая! Не промахнул нынче, жаркую оседлал. С выпивкой воздержись, слышь, нутро перетряхивает с гулом. Не срывай его, побереги. Вона как вчера набрался: сердце скачет, взахлеб дышишь...
— Всего сто грамм принял.
— Кажный вечер прикладываешься, а тебе не можно. Слабый ты! С самого детства дохляк!
— Хорош дохляк! Сколько лет в зонах работаю. Тут не всякий здоровый потянет! — не согласился Платонов.
— Дурное дело — не хитрое,— буркнул Кондрат хмуро и добавил,— путний мужик ни за какие деньги сюда не уговорился бы!
— Выходит, я — дурак? — обиделся Егор.
— Тебя по молодости схомутали, когда заместо мозгов единая мякина водилась. Так и других треножат. Нече серчать, правду сказываю! — прощупал затылок, макушку и продолжил,— переживал чего-то шибко, а не стоило. Все само наладится. Едино, в грех не впадай. И еще: сказывай, с чем заявился? Не томи себя,— предложил неожиданно.
— Верно, Кондрат, угадал! С просьбой я к тебе пришел. Только не знаю, согласишься ли?
— Ты сказывай — я помыслю.
— Начальнику вашей зоны помощь нужна.
— Соколову что ли?
— Ну, да! Ему.
— Че надумал бес! Он меня в тюрьме томит, а я ему подсоблять должон? Иль в дураках дышу, что свово ворога спасать стану? — рассердился дед.
— А разве он тебя судил, дал срок и сюда привез? Будь его воля, давно бы отпустил тебя на свободу. Я это лучше всех знаю. Он жалеет, но помочь не может. Ни в его власти такое! — вступился Платонов за Соколова.
— Злой он мужик, то сам ведал. С людями худче собаки брешется и все матом.
— Достают его, от того срывается. То драки с поножовщиной, то в бега линяют, чифирят, наркоманят, деньги отнимают, за них же убивают друг друга. А недавно, наверное слыхал, начальника охраны чуть не убили.
— Слыхал! То как же! Земля круглая, сплетни по ней наперед люду скачут,— улыбнулся дед загадочно.
— Говорят, что сам Медведь его наколол?
— Тот ужо в покойниках почивал. На что ему живые сдались? Хочь и не без загадок пахан коптил белый свет, много ему было дано. Ан, не впрок пошло...
Читать дальше