Джумпа Лахири - Тезка

Мушуми начинает разбирать мешок с почтой, чтобы найти адресованные ей письма, но потом решает доделать дело, начатое Элис, и рассортировать сегодняшнюю почту по ящикам. Эта механическая работа помогает ей успокоиться. Еще ребенком она обожала порядок, расставляла по местам баночки со специями, аккуратно раскладывала вилки и ложки, наводила красоту в холодильнике. Она до сих пор помнит выражение лица матери, которая как-то открыла дверцу кухонного шкафа и увидела расставленные по высоте чашки. Так, в мешке осталось еще несколько писем. Она берет в руки толстый конверт, и вдруг имя, напечатанное в левом верхнем углу, бросается ей в глаза.

Мушуми берет степлер и конверт, идет в преподавательскую комнату и садится за свой стол. Письмо адресовано профессору кафедры сравнительного литературоведения, который преподает немецкую и французскую литературу. Подумав, она глубоко вздыхает и вскрывает конверт. Внутри — резюме и сопроводительное письмо. С минуту она тупо смотрит на имя, напечатанное посередине страницы. Конечно же она прекрасно помнит это имя, десять лет назад оно звучало для нее как самая упоительная мелодия: Димитрий Дежардён. Она всегда будет выговаривать его именно так, несмотря на то что сам он произносит его на английский манер «Десджáрден». Он ищет работу, хотел бы получить временную ставку преподавателя немецкой литературы. Она внимательно читает его резюме, узнает, где он был и что делал за последние десять лет. Путешествовал по Европе. Работал на Би-би-си. Опубликовал ряд статей в «Шпигель» и в «Критикл инквайери». Защитил диссертацию по немецкой литературе в университете в Гейдельберге.

Мушуми встретила Димитрия еще школьницей. В то время она и две ее приятельницы так мечтали вырасти, поступить в колледж и начать встречаться с мальчиками (сверстники их не замечали), что периодически совершали вылазки в Принстонский университет, располагавшийся недалеко. Там они слонялись по территории кампуса, заходили в библиотеку, перебирали книги, пили кофе в столовой и даже делали уроки в зданиях, куда их пускали без пропуска. Родители Мушуми одобряли эти поездки: они мечтали, чтобы дочь поступила в Принстон и жила дома. Но однажды, когда девочки сидели на лужайке перед главным зданием, им предложили присоединиться к студенческому объединению, борющемуся против апартеида в Южной Африке. Группа планировала ехать в Вашингтон, организовать митинг возле Белого дома и таким образом привлечь внимание общественности.

Члены объединения выехали в Вашингтон ночным автобусом, чтобы начать митинг с утра пораньше. Мушуми и ее подруги наврали родителям, что ночуют друг у друга, надеясь на то, что тем не придет в голову перезваниваться. В автобусе демонстранты курили травку и слушали культовую группу «Кросби, Стиллз и Нэш», пока не сели батарейки портативного магнитофона. Мушуми стояла на коленях, облокотившись на спинку сиденья, и болтала с подружками, сидевшими позади нее. Когда она повернулась, Димитрий уже сидел рядом. Он выглядел каким-то отстраненным, будто вообще попал в автобус по ошибке. Он был старше ее лет на десять, небольшого роста, худой, с немного скошенными вниз внешними уголками глаз, с нервным лицом, которое показалось Мушуми сексуальным, хоть и некрасивым. Начинающие редеть волосы были курчавые, рыжеватого цвета. Он был одет в белую рубашку и обтрепанные светло-голубые джинсы с дырками на коленях, небрит, ногти на руках нуждались в маникюре. Он начал разговор, даже не представившись, как старый знакомый, рассказал, что учился в колледже Уильямс, изучал европейскую историю, а теперь изучает немецкий язык в Принстоне, живет с родителями и точно сойдет с ума, если не съедет в ближайшее время. Что после колледжа он много путешествовал по Азии и Латинской Америке. Что, наверное, рано или поздно защитит диссертацию, хотя пока не знает, в какой области. То, как обыденно он рассказывал об этом, понравилось Мушуми. Когда он спросил, наконец, как ее зовут, она произнесла свое имя очень четко, но он все равно сделал большие глаза и приставил к уху ладонь.

— Чего-чего? — сказал он. — Да я такого в жизни не выговорю. Как оно у тебя пишется?

Мушуми стала объяснять, но он, не слушая, махнул рукой:

— Не старайся, все равно не запомню. Знаешь, а давай я просто буду звать тебя Мышонок.

Это прозвище не понравилось Мушуми, но вместе с этим она почувствовала себя польщенной, как будто он тем самым предъявил на нее право собственности. Когда автобус постепенно затих и все начали засыпать, она позволила ему положить голову ей на плечо. Димитрий, по всей видимости, заснул, и Мушуми тоже сделала вид, что дремлет. Однако через какое-то время она почувствовала его руку на своем колене, потом рука скользнула вверх, к застежке короткой белой джинсовой юбки, в которую она была одета. Мушуми замерла, перестала даже дышать. Медленно-медленно он начал расстегивать пуговицы юбки. Одну, еще одну, следующую… Все это время его голова покоилась на ее плече, а глаза были закрыты. В первый раз в жизни мужчина дотронулся до ее тела. Ей ужасно хотелось потрогать его тоже, но она не решалась пошевелиться. Наконец Димитрий открыл глаза. Она почувствовала его дыхание где-то в районе своего уха и повернулась к нему, думая, что он ее поцелует. Но он и не думал ее целовать. Он долго смотрел на нее, а потом произнес: