Зое Вальдес - Детка

К счастью, там, где живет Кука, такого смертоубийства не случалось, потому что в ее квартале дипломатических магазинов нет. Но всегда что-то перепадает. Сегодня она нашла кусок бельевой резинки. Быстро схватила, чтобы никто не отобрал. Поразмыслив, решила, что, пожалуй, сможет вставить его в трусики, которые с самого рождения дочки держались исключительно на булавках. Но, только подумав это, она воскликнула, устыдившись:

– И это было для меня святое!

Тут же кучка зорко рыскавших вокруг женщин налетает на нее с палками и камнями, требуя, чтобы она выкладывала поскорее, что это у нее такое было святое, что она, никому не сказав, вот так, с бухты-барахты, выбросила на помойку.

– Кто или что там у тебя было святое?

– Кто – сама знаешь… да никого не было… просто это так, к слову.

– Ах, к слову! Слушай сюда, старая распутница, шваль, крыса подзаборная, с нами лучше держи язык за зубами, если хочешь, чтобы он у тебя цел остался!

Кукита делает вид, что она глухонемая или приехала с острова Пасхи. Услышав, что она насвистывает «Интернационал», разъяренное бабье оставляет ее в покое. Наконец ей разрешают выбросить свои помои. Потому что у нас надо просить официальное разрешение даже для того, чтобы посрать. И Кукита гордо удаляется со своим бачком «Кубальсе», который вот уже год как приспособлен под помойное ведро. Каждый день, вынеся помои, она тщательно, любовно моет его. В этой стране все годится для повторного употребления: крышки, пластиковые бутылки, патроны, даже гробы… Сколько раз Кука мечтала подобрать один из этих неотразимо ярких пластмассовых сосудов для моющих средств, чтобы держать в нем кипяченую воду, или поставить в качестве украшения на холодильник, или в центр стола во время обеда? Но всякий раз как она примечала нечто подобное в бачке, кто-нибудь обязательно успевал обогнать ее и завладеть сокровищем. Кроме того и дочка была всегда против, твердя, что пить воду из таких сосудов опасно для здоровья, ибо она становится токсичной.

Древняя старуха ковыляет через улицу, неловко обходя лужи, подернутые жирной, вонючей, зеленоватой пленкой. Иногда сандалии ее зачерпывают густую жижу, и в рассохшиеся трещины забивается грязь. Не обращая на это внимания и по-прежнему фальшиво насвистывая мелодию гимна всех трудящихся, она добирается до противоположного тротуара. Из щелей цементных плит проросла трава. Море неспокойно шумит, и внезапно налетевший порыв ветра поднимает густое облако пыли. Асфальт покрыт вековой коркой нечистот. Шпионящие друг за другом бабенки бегают по окрестным домам, орут, клянут Матерь Божию и матерь социалистичью – социализма, который упрямо не хотел рождаться на этом обуянном всеми бесами острове. Они проклинают Великую Фигуру и всех святых, и богов Олимпа, и иже с ними. Кука Мартинес – сама невозмутимость. Ее уже ничем не удивишь. Тело ее колышется в воздухе, словно бумажное, глаза сощурены от летящего в них песка, сальная грива волос так свалялась, что там впору проделывать ходы жучкам-короедам. Ветер вырвал у нее из рук мусорное ведерко, но она по-прежнему бредет, шаркая и покачиваясь, неподвижно глядя перед собой, а может быть, внутрь себя, погружаясь в воспоминания. Она с трудом пытается вспомнить, что ела вчера. Нет, вчера ничего. Поджарку из ветра и кусок воздушного пирога. Сегодня, пожалуй, попробует сделать бифштекс из кусочка старого плюшевого половичка, который она положила отмачивать уже полмесяца назад. Впрочем, может быть, и сегодня она обойдется без обеда – совсем пропал аппетит. Иногда ей удается улыбнуться. Само собой, у нее болят вены, мозоли, вросшие ногти, нарывы под мышками, а порой ее настигает совсем сумасшедшая боль – на одной из грудей образовался небольшой шарик. Вернее, огромный шар на той малости, что осталась от груди. Может быть, это рак – ей все едино. И пусть никто не думает, что, погрузившись в такую бездну усталости и страдания, она станет волноваться из-за какой-то чепухи, вроде рака. Она подумывает как-нибудь сходить в больницу «Эрманос Амейхейрас»: если там будет анестезия, понадобится только небольшая операция и – прощай опухоль. «Тут у меня шарик перекатывается, то вниз, то вверх – так больно!» Почти как в песне поется. Кука Мартинес знает, что этого добра – больниц показушных – у Революции достаточно: пусть нет аспирина, аэрозоля для астматиков, лампочек, тарелок, простынь, ваты, спирта, зато больниц – хоть пруд пруди. Как-то раз одну из них даже подарили Вьетнаму. Рассказывают, что вьетнамские товарищи, с помощью инструментов для стерилизации, научились обрабатывать дрожжи. Ну и построили пивной завод. Но тут ничьей вины нет, разве что американского империализма. Он-то всегда под рукой, на него можно валить что угодно. Однако, если разобраться, то в клиниках для туристов всего хватает. Вот уж где воистину доллар смягчает страдание. Но так недалеко и до нового синдрома: страсти по доллару.