Улья Нова - Как делать погоду

В коридоре редакции послышались далекие, гулкие, приближающиеся шаги. За ними взволнованно семенили суетливые каблучки. Запыхавшийся голосок что-то выкрикивал на бегу. Ему в ответ нетерпеливо хрипели. Тяжеленная дверь распахнулась, влетел встревоженный человек неопределенного возраста. На его черной футболке красовался череп индюка, ниже готические буквы гласили: «Индюки живы». Следом в кабинет ворвалась тетушка в шерстяном костюме, похожая на учительницу младших классов. Ее квадратные черные очки съехали от бега на кончик носа. Оказавшись в кабинете, она упала на шаткий раскладной стул и принялась скидывать туфли.

– Леша, ты тут? – рыкнул ворвавшийся. – Молдавия срывается! Наш корреспондент запил. Мы не успеваем собрать номер про миллионера, нужно срочно придумать что-то другое. С тебя новая тема и новый гвоздь программы!

– Леш, – взвизгнула из-за плеча встревоженного человека запыхавшаяся тетушка в очках, – я уже ноги в мясо сбила от бега! Найди сам, кого в Молдавию отправлять. У тебя, – она вскинула руку с часиками, – четыре минуты двадцать восемь секунд.

В ответ на крики за экраном серебряного ноутбука зашуршали. Невзрачный человечек в заштопанной на плече футболке, будто включая программу голосового управления, неохотно прошептал: «Главный редактор здесь», схватил со стола пачку сигарет, разыскал среди игрушек, бумажек и брелоков зажигалку с головой индюка. Чиркнул, неторопливо закурил, чинно выдохнул дым в потолок. За его спиной на стене таблица угрожающе сообщала, что:

0 х 0 = 0

0 х 1 = 0

0 х 2 = 0

0 х 3 = 0

0 х 4 = 0

0 х 5 = 0

0 х 6 = 0

0 х 7 = 0

0 х 8 = 0

0 х 9 = 0

Из таблицы в кабинет и вообще в окружающую среду сочились торжество, суровая истина и быль, с которыми спорить бессмысленно. Я поежился. И похолодел. Были у меня на то и другие веские основания. Ведь главный редактор сатирического журнала «Индюк», легендарный журналист Алексей Груздев сидел передо мной в необъятном кожаном кресле, невозмутимо курил, что-то обдумывал и без доверия сверлил меня взором сытого хищника.

Накануне, стараясь как-то подготовиться, наводя при помощи поисковой системы Google справки, я выяснил, что Алексей Груздев работает журналистом с пеленок. Не было в столице газеты, к которой бы он не имел отношения. Не было в стране знаменитого журналиста, которого бы он не выдрессировал, хоть раз не обозвал пнем и не благословил. За это его негласно считали акулой журналистики, упырем и гранитной глыбой. Некоторые недоброжелатели утверждали, будто бы на четверть Алексей Груздев – волк. Завистники поговаривали, что все, к чему ни прикоснулся Алексей Груздев, моментально теряло смысл, утрачивало человеческий облик, частично умирало, сильно искажалось. А чаще всего превращалось в пыль, быль, боль, моль, проще говоря – в полный ноль. Но очевидцы свидетельствовали, что те люди, вещи, события и факты, которые выстояли и не потеряли смысл при столкновении с главным редактором Груздевым, впоследствии всегда и всюду были признаны настоящими, ценными и живыми. Доброжелатели и ученики в благодарственных статьях подтверждали: все, что было хоть мельком замечено и зафиксировано в уме главного редактора, автоматически начинало существовать в этом мире. И напротив: то, что не было замечено утомленным, недоверчивым взором Алексея Груздева, подлежало немедленному забвению и последующему окончательному небытию.

Рассказывали, что главный редактор, многие годы работая в центральных газетах и журналах, мастерски навешивал ярлыки на события и людей. С годами он так наловчился, что его ярлыки накрепко прирастали и потом десятилетиями никто не мог их отодрать. К примеру, в какой-нибудь статье или новогодней реплике главный редактор называл зеленое белым и совсем скоро зеленое начинало всем казаться белым. А потом зеленое и вправду белело под воздействием времени, химикатов или солнца. Таким образом, главный редактор всегда оказывался прав. И он настолько привык к этому, что больше не подвергал сомнению свои мысли и ощущения.

И вот я замер на краешке стула, а гранитная глыба и упырь без интереса, а скорей по привычке, выработанной годами, изучал, кто перед ним такой. У него был маленький и недовольный голубой глаз, а другой глаз скрывался за джинсовым кружком. Но и одного глаза Алексею Груздеву вполне хватало. Его внимательный, безжалостный взгляд прорезал насквозь. Нельзя сказать, что от этого делалось уютнее, становилось легче дышать. По-видимому, пристальный изучающий взгляд обычно и вынуждал наблюдаемых сжаться, принять оборонительную позицию. И тут-то в сжатом, сгруппированном состоянии о человеке можно было сразу сказать, кто он такой. Навесить ярлык или, посчитав пустым местом, больше не принимать всерьез. И Алексей Груздев, которого с уважением и страхом именовали Груз, выдыхая в потолок узорчатый сизый дым, выжидал, когда я растеряюсь, насторожусь, чтобы меня можно было определить единственным словом, напечатать это слово крупными буквами и навеки налепить ярлык мне на лоб. Или, посчитав пустым местом, окончательно смешать с небытием. Но беда состояла в том, что определить меня единственным словом главному редактору не удалось.