Улья Нова - Как делать погоду

Значит, главный редактор вышел. Или еще не объявился. Тогда, съехав со стула и почувствовав себя почти как дома, я огляделся по сторонам и заметил еще один, черный овальный стол, заставленный стройными рядами пластмассовых индюков с ключиками, торчащими из затылков, и лиловыми ленточками, привязанными к ногам. В детстве у меня была похожая курица. Когда родители заводили ее, скрипя и скрежеща ключом в заржавелом механизме, нептица принималась воодушевленно скакать, и я становился почти счастливым. Поэтому сейчас так и подмывало схватить индюка, завести его до предела, выпустить на пол, на стол или на подоконник. И снова пережить забытый, безграничный и беспричинный детский восторг. Или хотя бы жалкий его отголосок. Я схватил самого крайнего, ярко-фиолетового индюка, расправил лиловую ленточку с надписью «сатирический журнал», потряс возле уха, ничего особенного не услышав. А потом все же поставил на место, так и не решившись завести. Зачем-то начал пересчитывать индюков большого партизанского отряда, сгорая от стыда, чувствуя себя, как всегда в подобных случаях, никчемным и нерешительным идиотом. И пока главный редактор пропадал неизвестно где, попытался распутать в памяти неподдающуюся разумному истолкованию последовательность событий, которая привела меня в этот кабинет.

Два дня назад, проснувшись рано утром, не выгуляв свинью и даже не позавтракав, я принялся названивать дипломированному колдуну погоды. У меня вдруг возникло несколько глубоких внутренних убеждений. Что раз сказка моя никак не начинается, раз вокруг простирается унылая действительность, почему бы не подшутить. Почему не подыграть сказке, ворвавшись в нее с разбега, как в отъезжающий трамвай, силой разжав двери и потеснив пассажиров на ступеньках. В необыкновенном азарте я нетерпеливо прослушивал долгие гудки в трубке. Сквозь зубы торопил: «Где же вы, волшебник?» С жадностью ожидал шепелявого «Алло!». Был готов торжественно сообщить о своем решении. Прокручивал в уме, как я скажу. О том, что, кажется, верю в него. Что согласен год совершенно бесплатно делать все, что он прикажет. При условии, что в качестве премии он снимет с меня бобину невидимых ниток, наколдует мне место под солнцем, вернет Алену и вложит ума. Все это я намеревался сказать, будучи в трезвом, бодром расположении духа, уже прилично взбудораженный и укрепленный в намерении действовать. Поэтому вслушивался в треск и помехи линии так, словно ждал последний шанс. Но каждый раз происходило следующее. Раздавался царапающий ухо щелчок. А после, перебивая друг друга, гнусаво ныли бессмысленные и безнадежные «нет-нет-нет-нет».

В перерыве между звонками я озадаченно ерошил волосы, поглощал бутерброды, включал и выключал радио, умывался ледяной водой, крутил на пальце брелок с гербом Риги, листал старые журналы, высокая стопка которых возвышалась в коридоре, возле уборной. Потом разговаривал со свиньей, сжимал в кулаке ржавый эспандер, швырял в форточку огрызок, выглядывал во двор, пробовал курить найденную в серванте сигару. Бродил туда-сюда по коридору, треща костяшками пальцев. Посчитав, что прошло достаточно времени, снова названивал целителю московских птиц. Около полудня ввинчивающиеся в ухо гудки надломились. Заспанный, сумрачный голос глухо пробормотал: «Чего надо?». Казалось, со мной говорят из лесного оврага, из чащи, из склепа или вообще с того света. Через силу сглотнув, я смело попросил позвать Василь Василича. За это мне грубо и резко вонзили в ухо: «Он отсутствует. Позвони через девять минут». А когда я позвонил через девять минут, тот же самый, темно-серый голос глухо буркнул: «Я уже здесь. Что надо?»

«Василь Василич, – радостно выкрикнул я, – это, помните, Митя, который бился об лед». – «Ну…» – «Василь Василич, я заходил на ваш сайт, смотрел фотографии, читал статьи. Вот, хочу сказать, что согласен работать. Помните, у прудов. У пруда. У Чистого пруда, на скамейке. Вы махали ракеткой, и пошел снег. А потом вы предложили мне поработать. Велели подумать. Я подумал. Звоню сообщить, что согласен. Я готов приступить хоть сегодня. У меня появился энтузиазм. Я хочу узнать, что нужно делать. Я все выполню. Я верю. Знаете, на вашем сайте, на фотографиях. Я заметил. И меня это удивило…» – «Ерунда. Все отменяется, – огрызнулся целитель московских птиц, – ты опоздал, пропащий, поезд ушел в Нижние Котлы. – В трубке раздался вызывающий зевок, шуршание и пыхтение. – Я ничего не хочу. Всем на все наплевать, а почему Дыдылдину должно быть больше всех надо? Меня забыли. Никто не интересуется, что я делаю, как живу, здоров ли. У меня третью неделю зубы болят, а в поликлинике запись, не могу попасть к врачу, жую анальгин. Новый начальник станции, на которой я работаю, молодой сопляк, утверждает, что никакой я не колдун, а болтун, подсмеивается и требует в доказательство то приворожить одну секретаршу, то отворожить другую. Вчера в эфире радио “Тристан” произошло недопустимое. Пожилого человека, заслуженного железнодорожника, меня, обозвали козлом. Орлицкий, ведущий рубрики “Не спи, замерзнешь”, так и сказал: “Здравствуй, колдунина! Давно тебя не слышал. Значит, ты все еще жив, козел!” Это он с прославленным магом Дыдылдиным удумал так разговаривать. Бабенка твоя, дура бесполезная, тоже меня обругала. Одни оскорбления и слышу отовсюду. А я, по-вашему, что? У меня, в конце концов, своя жизнь. В 90-х годах прошлого столетия, когда отважный волшебник был нужен, чтобы отвлекать людей от политики, отсутствия товаров народного потребления и роста цен, меня сразу находили, приглашали на радио, в телевизор. В Ялту звонили, где я отдыхал, спрашивали мнение о предстоящих референдумах. Выясняли, как отношусь к двуглавым орлам. Когда над Белым домом надо было устранить дождь или на день города удерживать погоду в столице ясной – объявлялись, умоляли помочь. А теперь, видите ли, время другое. Теперь всеми управляют деньги и все измеряют нефтью. Вот и забыли старика Дыдылдина. И списали доброго волшебника за ненадобностью. Накупили пушек, взбаламучивают природу, разгоняют облака во вред окружающей среде. Короче говоря, раз так, то и я буду делать погоду для самого себя».