Михаил Гиголашвили - Экобаба и дикарь

— Новое?.. Что, например?

— Ну… — Она помешкала. — Что-то новое… Другое…

— Посмотрим, что ты скажешь через пару недель, когда новое станет старым!.. Ты просто идиотка и дура!

— Да, конечно, — поспешила согласиться она. — Я знаю, что я дура и идиотка. И может быть, это все скоро пройдет. Но пока это так. Врать не хочу. Я знаю, что это плохо. Но что делать? Я же не виновата, правда?

— Конечно, папа римский виноват… Но почему я должен ждать, а не он?.. Пусть он ждет, — вдруг придумал он хороший выход, но она отрезала:

— Нет, так я не смогу. Я так больше буду думать о нем. Он и так все время хочет меня видеть. Говорит, что страдает.

— Ах, он страдает! Ах, бедняжка, страдалец!.. Он страдает!.. Да как он может страдать, зная тебя три дня?.. Страдалец!.. — с язвительной горечью повторил он, думая о том, что ее просто надо убить, а потом, когда все будет кончено, облить бензином и сжечь. Чтобы и пепла не осталось от проклятой шлюхи!

Помолчав, он произнес, не понимая запоздалой бессмысленности своих слов:

— Подумай хорошенько, кого на кого ты меняешь. Между нами не один день и не один час…

Она тотчас подхватила:

— Вот именно. Мы слишком хорошо знаем друг друга. И ты уже раньше знал, что мне нужен постоянный друг, с которым я могла бы выйти в город, посидеть в кафе, потанцевать, поехать куда-нибудь… А у нас как?.. Ты появляешься на сутки, а потом я опять все время одна, но под твоим телефонным контролем!.. Мне надоело!.. Мы уже не раз говорили об этом. И ты сам мне говорил, что ни в чем не будешь мне мешать. Ну и вот. Случилось. Что теперь?.. Зачем я должна лгать тебе?.. Я говорю как есть.

— Кто он?.. Немец?.. Как его зовут?.. Чем занимается?.. — в приступе звериного любопытства стал выспрашивать он, как будто это имело значение или могло что-нибудь изменить.

— Да, немец. Химик. А как зовут — не скажу, чтоб ты глупостей не наделал.

— Я и так узнаю, — не нашел он ничего лучшего в ответ.

Как все просто, оказывается!.. «Подожди!..» Значит, он должен ждать, а она будет проводить эксперименты. Вот она, очередь к телу любимой женщины!.. Вход в спермохранилище — три рубля! Для старых друзей — скидка! Сильная игра. Но не для него. Жаль. Он почти физически чувствовал, как отваливается пласт жизни, уходит в никуда, во мрак и пустоту. «За это ты поплатишься, — угрюмо подумал он. — И твоя жизнь уйдет туда же — в никуда, в тартарары!»

Разговаривать больше было не о чем. Он повесил трубку.

Шагая по комнате, он начал обдумывать, где взять канистру с бензином. Поджог после убийства казался самым верным делом. Уже не стоял вопрос, убить или не убить. Дело было в том, как это сделать… Разменивает, значит, как мелкую монету, на первого попавшегося химика… И это все уже не в Италии или во Франкфурте, а вот тут, в их постели, у него на глазах, в его присутствии почти что!..

Ему вдруг очень захотелось узнать, одна ли она сейчас или там кто-то есть. Он представил себе, что можно выйти, сесть в такси (надо будет захватить какую-нибудь железку), поддеть замок, войти и… Что?.. Увидеть их в постели?.. А дальше?.. Ну, узнает, что она не одна, какая теперь разница?.. Она же доходчиво объяснила, что ей нужен постоянный друг, с которым она могла бы ходить на свои дурацкие вечеринки и ездить по магазинам, хотя бы за той же минералкой, надоело самой бутылки таскать. Он-то ничем ей не помогает. Да и логика жизни велит время от времени менять партнеров в постели… «Ищи себе тоже…» Это обычно говорится, когда предательство уже совершено и не страшно потерять человека.

«Жестокая у меня муза, — усмехнулся он, в оцепенении повалившись в кресло.

— Отворю дверь — там замок слабый, еле держится — и загляну в комнату, где они будут лежать: она наверняка среди своих любимых игрушек, старый Белло, пингвинчик, плюшевый лось. А он…»

Тут он начал представлять себе, как может выглядеть этот «он», но потом подумал, что какая разница, если все равно надо начинать с него… И железка должна быть побольше, чем эта…

Он не поленился сорвать с «Беса» ржавый болт-нос и помахать им в воздухе. Но тут пришло в голову, что химик-то и ни при чем, и если казнить, то свою музу или себя самого, а не кого-то третьего. Его-то за что?.. «Вот, оказывается, как мало я стою, — подумал он. — Поменяла, как старые трусы. Или любовь уже исчерпана?.. Или это была не любовь?..»

К разрыву, по сути, шло давно. Разговоры о третьем возникали порой само собой, ибо жизнь требовала кого-то рядом с ней постоянно или чаще, чем это было с ним. И она, уезжая в поездки (а может быть, и тут тоже), пробовала, с немецкой тщательностью проводила «опыты» и сортировала: «негр», «испанец», «француз». А после каждого правдивого известия о ее новом опыте гибло что-то безвозвратно, чего было безумно жаль. Она этого как будто не видела, а может быть, видела и была даже рада этому, и специально выдавливала из него любовь, как гной из раны.