Михаил Гиголашвили - Захват Московии

— Мармуры? Лемуры? Обезьянушки?

Полковник руками изобразил:

— Мамура — это топор палача… Своих, видать, тогда ещё производить не умели, у заграницы покупать надо было, как всё и всегда… И не два-три, заметьте, приобрёл топора, а сразу двадцать — чтоб по губерниям разослать, наверно… Самый важный предмет. Знал свою архаичную и анархичную страну. А-а!.. — Он махнул рукой. — Всё равно не помогает! Иван Грозный на площадях жёг и коптил, Пётр рубил и вешал, Сталин расстреливал, их не слушались — этих путиных-мутиных послушаются, которые творят что хотят: у них в ОХОПГ все друг друга прикрывают, не подступишься…А правда, что в Европе сейчас полно стало всех этих арабов, негров, китайцев? Когда я был в Голландии, там их была пропасть!

Услышав, что да, эта проблема есть, он весело отозвался, хрустя пальцами:

— Хе, я бы эту вашу проблему решил в одну ночь по всей Европе. Назвал бы операцию «Чистая земля»… Ночью, в час Х, надо отключить на пару часов весь Интернет, все эти хуйсбуки-твистеры, мобильную и прочую связь, силами армии арестовать всех, кого надо, по спискам, самых злостных, опасных, фанатичных вывезти куда-нибудь и подвергнуть нейтрализации, трупы уничтожить, а остальное быдло загрузить в танкеры из-под нефти, отправить к ебене матери к самым безлюдным берегам Африки и сгрузить на берег — пусть каннибалы радуются… И утром — чистая Европа, без этих грязных чёрных рож и немытых курчавых обезьян! Чистота и порядок! Никто не ссыт на углах, не сморкается в ладонь, не встает раком посреди улиц молиться, не ворует и не гадит! Белая Европа — для белых европейцев!.. А остальным, по каким-либо причинам избежавшим часа Х, приказал бы убираться в 48 часов, не то второй час Х наступит…

— Но это… геноцид… Кто так что сейчас? Только что вы сами… Камасутрия… этноцид…

— Называйте как хотите, а другого выхода нет. Они вас сожрут, как жрут уже всё тут… Надеюсь, в Баварских Альпах их еще нет?

— Есть, мало, в городе, в деревне не ходят, испугаются…

— Ну да, боятся. В горах фашиста с дробовиком врагу не пожелаю встретить… Лучше по городу шляться, баб задевать и по карманам лазить…

Потом он начал копаться в сумке, низко наклоняясь к ней (мне показалось, что он что-то нюхал), и, взяв пустой стакан, сказал, что пойдет за чаем, а я чтобы не искал его, не тревожился и пил бы коньяк:

— Геноссе Маузи, битте — эссен, тринкен! Отдохните! В этом деле переводчик мне не нужен, сам ещё справляюсь, хотя и мечтаю, чтобы импотенция, наконец, успокоила меня и дала спокойно жить!

— Понял.

Он постоял перед зеркалом, подправляя то рубашку, то пояс, то волосы. Потом ушёл, а я лёг, с облегчением сняв тапочки и прикрывшись одеялом.

Под дребезжание ложечки в пустом стакане начало думаться о том, как хорошо знать разные языки — пробоины в чужие дома: всё можно услышать, разглядеть, понять. Билингвалы — паромы, на которых перевозятся горы слов и тюки фраз с одного берега на другой. И если слова — ступени, по которым ходит мысль, то переводчик — электрик, пускающий ток по проводам.

Но я бы не хотел иметь переводчество своей профессией — как проститутке нечего продать, кроме своего тела, так и переводчику — кроме своих мозгов. И хороший словесный шофер должен помнить, что он обязан по первому зову заказчика идти туда, не знаю куда, и говорить то, не знаю что. Он не имеет право на свое «я», чувства и эмоции, он — не человек, а механизм для поиска адекватов — и только. Его мнение никого не интересует, а порой раздражает. Чем бесцветнее личность переводчика, тем он ценнее в своем деле.

Он вообще как тот верблюд, который идет за вожатым, не интересуясь, куда и зачем нести груз, — у полевой мыши и слепого червя больше свободы, чем у толмача, который обязан двигаться в кем-то вырытой колее. Его дело — открывать рот после того, когда другие отговорят, и молчать и слушать — пока другие говорят. И если компьютер — это мыслящая машина, то переводчик — это машинная мысль, чугунный зад и железные нервы: нелегко на чужой скелет натягивать свою лексическую кожу — то там сорвется, то тут лопнет…

Но какая разница? Переводчик должен забыть слово «гордость» — он только наемник, лакей, слуга и раб, у которого нет и не должно быть гордости своего мнения. А главное — он должен крепко помнить, что он никогда не будет прав, потому что каждое слово имеет множество контекстов и нюансов, которых ровно столько, сколько и переводчиков, оттого конгрессы и споры этих говорящих голов бесполезны, как невыключенное порно после эякуляции…