Шарлотта Роган - Шлюпка

— А ну подходи! Посмотрим, кто кого!

Ханна кричала:

— Безумец! Он всех нас перебьет! Надо защищаться! Хватайте его!

Я открыла глаза — даже не для того, чтобы сохранить равновесие, а для того, чтобы не подвергать себя риску. Надумай мистер Харди посмотреть мне прямо в лицо, окликнуть меня по имени или как-то иначе обнаружить узнавание, я бы, наверное, опустилась на банку рядом с Гретой, чтобы не двинуться дальше ни на шаг. Но в лицо мне смотрела Ханна, а по имени окликала миссис Грант, да еще тихонько подначивала. Продвигаясь вперед, я то и дело сгибалась и придерживалась за плечи пассажиров, чтобы не рухнуть на дно раскачивающейся шлюпки, а в ушах пульсировали вопли итальянок, причитавших сзади. В какой-то момент я привалилась к полковнику, который вжался в банку, словно боясь разоблачения. Боковым зрением я увидела трепет чего-то большого и черного. Не иначе как это ангел смерти, подумала я, силясь понять, за кем из нас он явился. Но стоило мистеру Харди броситься на Ханну, как ангел обернулся одной из итальянок, которая размахивала птичьим крылышком, метя Харди в глаз. Если ничего не путаю, я окликнула мистера Харди, чтобы привести его в чувство. Но он, похоже, перестал понимать человеческую речь и только скользил по мне слепыми зрачками-камешками.

Как из-под земли рядом выросла миссис Грант, поддержав меня своей незыблемостью. Этот миг раздулся, как шар, и время остановилось, предоставляя мне разглядеть свинцовую воду с тусклыми солнечными бликами. Я тогда подумала, что любой нормальный человек, попади он в эту ледяную неподвижность, просто собрался бы с духом и шагнул за борт, чтобы только не видеть эту шлюпку и засевшее в ней отребье. Не знаю, чем занимались в ту минуту все остальные, но у меня было такое чувство, что я управляю судьбой. Сегодня стало ясно: лишь крайняя самонадеянность заставила меня поверить, будто я облечена властью и творю добро. Мне даже был голос свыше (исходивший, весьма вероятно, от миссис Грант): «Все правильно», но я не поручусь, что она произнесла хоть слово. Твердо знаю одно: на протяжении тех мгновений, которые потом будто бы выпали из этого дня, я стояла, безоружная, лицом к лицу с мистером Харди и не видела в нем ничего человеческого.

Шестеренки заворочались, и время потекло как прежде. Не могу сказать, о чем я думала; скорее всего, у меня и мыслей-то никаких не было. Но те опасности, которые нас подстерегали, смешались в один большой, устрашающий ком, и от меня требовалось решить не столько вопрос о жизни и смерти мистера Харди, сколько вопрос о жизни всех остальных. Лицо Ханны, мертвенно-бледное, с багровой ножевой раной, являло собой жуткое зрелище: выцветшие глаза, змеистые черные волосы. Ханна и миссис Грант повисли на руках мистера Харди, а мне Ханна крикнула:

— Грейс, хватай этого гада за шею!

Так я и сделала. Обеими руками вцепилась в тонкую шею мистера Харди. Она оказалась холодной, как рыба, и неподатливо-твердой, как голая кость. Я ощутила на своем лице его нутряное дыхание. На меня повеяло смертью и тленом. Что было сил я стиснула пальцы; горло судорожно дернулось, а кадык забился, как перепуганное сердце.

— Сильней, миленькая, — как ни в чем не бывало распорядилась миссис Грант.

Ей не передалась ни холодная злоба Ханны, ни истерическая безудержность итальянки, которая снова тыкала в лицо Харди костлявым птичьим крылом. Харди сверкнул затравленным взглядом: если бы я случайно разжала пальцы, он бы тут же меня прикончил.

Ханна выпрямилась в полный рост, и Харди начал перед ней оседать. А я словно обрела второе дыхание. У меня до сих пор сохраняется умение никак не связанное с ощущением власти — собираться с силами. Дно шлюпки уходило из-под ног, но мы не теряли равновесия. Не знаю, отчего наше суденышко раскачивалось сильнее, от волн или от борьбы, но эти две стихии слились в единую жизненную силу, которая не покидает человека до тех пор, пока он способен дышать. Бескровное лицо-призрак замаячило прямо перед нами, когда мы с Ханной рывком подняли Харди на ноги. Колючая борода царапала мне кожу, а запах его не могли перебить ни гниющие птичьи останки, ни моя собственная зловонная плоть. Позади нас итальянки завели свои песни, сопровождаемые воплями, а одна из женщин склонилась над упавшей в обморок Мэри-Энн, гладила ее по голове и целовала в щеку. Видимо, я на миг зазевалась, если охватила взглядом происходящее, и только окрик миссис Грант заставил меня повернуть голову, причем как раз вовремя, иначе я бы не избежала удара, от которого тут же улетела бы за борт.