Чак Паланик - Кто все расскажет

Тем временем мисс Кэти танцевала. Она металась между декорациями так, словно от этого зависела её жизнь, старалась ни на секунду не оставаться одна, то и дело взбиралась на нос корабля, ныряла в тёплые волны Тихого океана и, пробулькав из-под воды строчку из песни Артура Фрида, появлялась над лазурной поверхностью с нотой Гарольда Арлена на устах.

Ужас наполнил её игру такой силой, такой выразительностью, какими актриса не радовала публику уже несколько десятилетий. Этот вечер зрители будут вспоминать до скончания дней. Я и забыла, когда мисс Кэти в последний раз вот так кипела от переизбытка жизненной энергии.

Приглядевшись к залу, мы можем заметить сенатора Фелпса Рассела Уорнера с очередной половинкой. Пако Эспозито в обществе индустриальной секс-бомбы Аниты Пейдж. Меня рядом с Терренсом Терри. На самом деле в театре осталось единственное пустое кресло: осунувшийся Уэбстер Карлтон Уэстворд Третий нарочно купил два билета, чтобы было куда положить гигантскую охапку красных роз, которые он, без сомнения, намерен подарить мисс Кэти, когда актрису вызовут на поклон. В таком букете легко припрятать и пистолет-пулемёт, и винтовку. Любую «пушку» с глушителем, хотя подобная мера предосторожности ни к чему в то время, пока японские истребители-камикадзе с пикирования бомбят американские военные корабли в заливе Перл-Харбор.

Сегодняшнее представление — не что иное, как битва за собственную личность. Беспрестанное самосотворение. Эти завывания и ходульные движения свидетельствовали о страстном желании задержаться в мире, не дать заменить себя новой версией; так переваривается пища в желудке, так мёртвый остов дерева превращается в топливо или мебель. Выполняя разнообразные па, мисс Кэти кричала миру о том, что она — живой человек. Хрупкое существо, которое во что бы то ни стало силится произвести впечатление на окружающих и тем самым отсрочить свою кончину, насколько это возможно.

Под лучами прожекторов перед нами явился младенец, воплями требующий материнскую грудь. Визжащая зебра, напуганный кролик, угодивший в зубы стае голодных волков.

Обыкновенное пение, танцы? Ну нет, это был скорее отчаянный, оглушительный вой твари, заглянувшей в пустые глазницы Смерти. И уж точно не заурядное повторение предыдущих ролей мисс Кэти, таких как миссис Ганга Дин, миссис Горбун Ноттердамский, миссис Последний из могикан.

Только я и Терри заметили холодную испарину, проступившую на её лбу. Только мы обратили внимание на то, как тревожно мечется её взгляд, обшаривая балкон и оркестровую яму. Впервые за долгие годы Кэтрин Кентон отбросила страх перед критиками. Она не боялась ни Фрэнка С. Наджента из «Нью-Йорк таймс», ни Говарда Барнса из «Нью-Йорк геральд трибюн», ни Роберта Гарланда из «Нью-Йорк америкэн».

Между тем Джек Грант («Скрин бук»), Глэдис Хэлл и Кэтерин Альберт (журнал «Модерн скрин»), Гаррисон Кэрролл («Лос-Анджелес геральд экспресс») и весь легион театральных критиков напропалую строчили в блокнотах, напрягая извилины в поисках дополнительных наречий в превосходной степени. Даже обозреватели Шейла Грэхем и Эрл Уилсон, в любое другое время и на любом другом представлении составлявшие, по выражению Дороти Килгаллен, «жюри присяжных зубоскалов», даже они — аспид с ехидной — готовились рассыпаться в искренних похвалах.

Тем временем я набрасываю собственные заметки. Радость сегодняшнего триумфа принадлежит не только мисс Кэти и Лилиан Хеллман; это и моя личная победа. Такое ощущение, словно родное дитя-калека наконец научилось ходить.

Подтолкнув меня локтем, Терри шепчет: уже позвонил Дик Кастл, забрасывал удочку насчёт прав на экранизацию. Потом пристально смотрит, как я постукиваю туфлями в такт музыке, и с улыбкой интересуется:

— В тебе, случайно, не умерла знаменитая танцовщица Элеонор Торри Пауэлл?

Хотя сам то и дело дрожащими пальцами загребает «иорданский миндаль» из пакета, чтобы забросить в рот ещё одну горсть.

А на сцене моя мисс Кэти горланит очередной стопроцентный хит, заворачиваясь в дымящийся и хлопающий на ветру флаг корабля «Аризона». При этом кидаясь то вправо, то влево, как обезумевший от ужаса зверь, которого загоняют в ловушку. Как бабочка, залетевшая в сеть паука. Сверкают блёстки, сияют ярко обведённые глаза. Волосы выкрашены и уложены так, как не приснилось бы даже павлину под кайфом. Челюсти широко раздвинуты, зубы оскалены в ярости, ротовое отверстие судорожно дёргается на свету, изображая улыбку. С выпученными от натужного воодушевления глазами моя мисс Кэти буквально пробивается сквозь каждый свой музыкальный номер, неистово, бешено отвергая угрозу нависшей гибели.