Димфна Кьюсак - Жаркое лето в Берлине

Мать, прижав Энн к себе, шепнула:

– Все в порядке. Сначала мы заедем в аэропорт, кое-кого проводить, но это секрет.

– Тетю Луэллу? – спросила Энн.

С таинственным видом мать приложила палец к губам.

– Мы опаздываем? – допытывалась Энн. – Ганс так гонит машину, просто ужасно!

– Мы боимся опоздать, поэтому Ганс и гонит машину.

Глаза Джой были прикованы к часам. Двадцать минут… Девятнадцать минут… Штульпнагельштрассе… Шарлоттенбург…

Джой окидывала беглым взглядом места, к которым она успела привыкнуть, и ожидание у светофора было для нее настоящей пыткой.

Ганс свернул с широкого проспекта на боковые улицы с умеренным движением, и повел машину с предельной скоростью.

– Шестнадцать минут, – прошептала Джой.

Вой сирены пожарных машин заставил Ганса съехать в кювет. Одна за другой мимо них промчались машины.

– Четырнадцать минут.

Самолет описывает круги, идя на посадку.

Джой взглянула на Стивена. У него на лбу выступили капельки пота, когда он увидел машину, которая шла за ними. Посмотрела на Ганса: Ганс закусил губу.

Дорога в аэропорт; и впереди и позади них непрерывным потоком шли машины; контрольная вышка; радарные установки; подъезд в аэропорт.

Подогнав машину к центральному зданию аэропорта, Ганс облегченно вздохнул.

– Десять минут. Молодец, Ганс, – наконец-то успокоившись, сказал Стивен.

Кто-то окликнул их. Похолодев, они смотрели на Хорста, который через открытое переднее стекло машины спрашивал:

– А что делает здесь в этот час мое дорогое семейство?

Никто не ответил.

– Скорее открой дверцу, дядя Хорст, – зашумела Энн. – Мы приехали проводить тетю Луэллу и чуть-чуть не опоздали.

– So!

Хорст помог матери выйти из машины, на его лицо набежали тучки.

– Чем мы обязаны миссис Дейборн, чтобы всем семейством провожать ее?

– Джой хотела лично передать Луэлле какие-то вещи,– доверительно пояснила мать. – А писать ей не хочется.

Джой указала на туго набитый дорожный мешок, пытаясь принять таинственный вид.

Мать близко наклонилась к Хорсту: – По-моему, в наших интересах вести себя так, чтобы у нее осталось о нас хорошее впечатление.

– А потом мы поедем к тете Гедвиге.

Хорст снова включил свою улыбку.

– А не устроить ли мне свободный день и не поехать ли вместе с вами отпраздновать столь знаменательное событие: Берта звонила мне и сообщила великолепные новости! – И он похлопал Стивена по плечу.

– Это будет мило, дорогой. – Улыбка матери была столь же ослепительна, как и улыбка Хорста.

– Скорее же! – и Энн нетерпеливо затопала ножкой. – Ведь мы опоздаем!

– Она права. – Мать взяла Энн за руку. – А ты не пойдешь с нами? Ведь ты без ума от миссис Дейборн?

– Я? – Глаза Хорста сузились, выражение лица стало жестким. – Мне наплевать, пусть даже самолет разобьется вдребезги!

– Ну, тогда будь умницей, поставь машину Ганса, а мы постараемся вернуться как можно скорее.

Она пошла к входу с Гансом и Стивеном, Энн галопом неслась впереди. Джой не отставала от них, чувствуя, что ноги вот-вот могут подкоситься. Все происходящее было для нее страшным кошмаром. Суета, толкотня в переполненном зале ожидания. Суматоха при выполнении формальностей. Голос дежурного, объявляющий по радио номер самолета на немецком, французском и английском языках.

Поцеловав Джой, мать крепко прижала к себе Энн.

– Mein Liebhen, mein Liebhen! – прошептала она.

Только тут Энн все поняла. Она громко зарыдала:

– Хочу, чтобы бабушка ехала с нами!

– Успокойся, дорогая! – прошептала мать, и голос ее дрогнул, когда она произносила эти слова. Открыв сумочку, она вынула носовой платок и вытерла слезы Энн. – Бабушка скоро будет с тобой!

Когда сумочка раскрылась, Джой заметила бархатный футлярчик, который утром она видела в ларце с драгоценностями, и мысленно она помолилась, чтобы сердце матери выдержало столь ужасное напряжение.

Взяв Энн за руку, Джой побежала, спеша присоединиться к группе пассажиров, стоявших у входа на посадку. В тот момент как стюардесса опустила барьер, она оглянулась: Стивен и Ганс бежали к самолету, и горестное выражение их лиц точно ножом полоснуло по ее сердцу.

Самолет вырулил по взлетной полосе, и на одно мгновение они увидели в окно высокую фигуру матери в черном пальто, махавшую им платком.

Джой откинулась на сиденье. Самолет развернулся по ветру. Заревели моторы. Сдерживая слезы, она закрыла глаза. Что ее горе в сравнении с горем Стивена и Ганса? Какое право имеет она плакать? Мысленно она вернулась к одинокой фигуре на трассе аэродрома и к Хорсту, который ждал их. Сколько он будет их ждать? А когда он пойдет за матерью… Что она будет делать? Что она скажет?