Димфна Кьюсак: Жаркое лето в Берлине

Начиная с того памятного вечера и по самый день отъезда все их время было занято сборами. Брать с собой Патрицию или нет? Вот единственный вопрос, в котором они расходились. Сперва Джой отказывалась ехать без ребенка. Но, как она потом узнала, Стивен сговорился с матерью, и не успела она опомниться, как вопрос был решен без нее: Патриция остается с ее родителями.

– Не глупи, – сказала ей мать, – когда Джой пыталась возражать. – Ты знаешь, что у Стивена старая, больная мать, а отец не только стар, но у него еще и несносный характер. С них хватит и одного ребенка. Я не говорю уж о тебе; взяв с собой обеих девочек, ты не будешь знать покоя.

И Патриция осталась с бабушкой и дедом.

Время отступило вспять: в памяти возникла картина прощания. Патриция беспечно щебечет на плече у деда. Она ничуть не огорчена, что ее не взяли в поездку. Отец Джой неестественно весел. Мать, как всегда, спокойна и деловита. Только слова порой застревают у нее в горле. А у Джой сердце разрывается при мысли, что узы, связующие ее с родителями, натягиваются и рвутся, как ленты серпантина, что взвивались вслед пароходу в тот солнечный весенний день.

Все обернулось к лучшему. Будь с ними малютка, он не пережили бы вновь медового месяца, не почувствовали бы той бурной страсти, бросившей их друг к другу в первую же встречу.

И вдруг нынче между ними пробежала черная кошка. Чутье подсказало ей, что причиной тому было нечто, связанное с его прошлым. Те восемнадцать лет, которые она с такой легкостью вычеркнула из его жизни, для него не прошли бесследно, они таились где-то подспудно.

Пойми она это раньше, разве решилась бы она настаивать на путешествии в Германию! Что бы ни побудило ее отца сделать им такой подарок, поездка лежала всецело на ее ответственности. Разве не твердила она многие годы: «Когда мы поедем в Европу…» Разве и после рождения Патриции она не спрашивала: «Когда же мы наконец покажем наших детей твоим родителям? Когда же? Когда?..

И вот «когда» превратилось в «теперь». И захлопнутая дверь молчаливо задавала вопрос, который у Джой раньше никогда не возникал: «Почему все же Стивену так не хотелось возвращаться на родину?» Джой доводилось слышать о женщинах, которые, выйдя замуж за беженцев, потом узнавали, что у их мужей были жены, пропавшие без вести в буре войны или эвакуации, были семьи, о судьбе которых они ничего не знали. Но Стивен был чересчур молод. Джой могла поклясться, что она его первая женщина, как и он ее первый мужчина. Они оба были чисты. Но все же ему было восемнадцать лет, когда он бежал из Германии. У него могла остаться там девушка, которую он, как ему казалось, любил. Ведь и я в те годы воображала, что влюблена в соседнего юношу! Ревность сжала ее сердце. «Полно глупить», – сказала она себе. Да и к кому ей было его ревновать? К его первой романтической любви, испарившейся при столкновении с действительностью, как и ее мимолетная мучительная первая любовь? В восемнадцать лет мы все влюблены в любовь!

Нет! Она была уверена, что тут дело не в женщине. Стивен сказал бы ей, будь это так. Даже раздул бы из этого целую историю! И лишь после отплытия из Коломбо что-то омрачило его настроение. А ведь до этого они жили очарованием лучезарных дней, прелестью ночей, напоенных лунным светом, среди островов, рассыпанных, точно драгоценные камни, в водах Индийского океана, среди огней иностранных портов: Джакарты, Сингапура, Пенанга, Рангуна. А золотые дни в Бенгальском заливе, где отражение облаков в шелковистых водах похоже на затонувшие горы и летающие рыбы переносятся с гребня одной волны на другую. Коломбо… Рисовые поля террасами спускаются в глубьдолин. А Канди с его озером, напоминающим собою лунный камень в оправе холмов!

И после Коломбо вот это!.. Неужели то было вспышкой ревности? Об этом смешно даже подумать! Стивен знает ее слишком хорошо. Да и к кому приревновать? На одну секунду она почувствовала себя совсем молоденькой. О нет! Приревновать ее? Что за нелепость! Говорят, женщинам нравится, когда их ревнуют… Даже самая мысль об этом была ей неприятна. Если ваш муж может приревновать вас к незнакомцу, с которым вы в течение каких-нибудь десяти минут, ради практики, перекинулись несколькими фразами на плохом немецком языке, немногого же стоит ваш брачный союз!

Да, Стивен изменился именно с того времени, как новый пассажир сел на пароход в Коломбо. Их сегодняшняя ссора вспыхнула из-за пустяков. Она стояла рядом с новоприбывшим на палубе, любуясь, как брызгами рассыпаются волны, разбиваясь о борт судна, – золотыми, зелеными, пурпурными, синими брызгами! Они болтали о пустяках. Ее знания немецкого языка ограничивались всего лишь несколькими фразами из разговорника, который перед отъездом ей вручила мать. Сколько она ни просила Стивена научить ее немецкому языку, он отказывался наотрез, говоря, что раз он стал австралийцем и вошел в австралийскую семью, ему необходимо совершенствоваться в английском языке.