Алан Черчесов - Дон Иван

В общем, догадка твоя оказалась верна: тот, кто кормится грудью, не вправе ее же ласкать.

– С меня причитается. Хорошо, что ты ею больше не кормишься.

У Тети красивая грудь, и она это знает. На ней сейчас нет ничего, кроме запаха. Я окунаюсь в него с головой и неожиданно плачу.

– Эй, малыш, что с тобой?

– Это не я. Это он.

– Дон Иван?

– Она умерла.

– Кто? Инесса?

– Хуже. Жена. И смерть ее не понарошку.

– Ты уже все придумал?

– Нет. Но почувствовал. Только что.

– Бедный, славный мой Дядя! Я тебя тоже люблю.

– Ее зовут Анна. А фамилия Дона будет Ретоньо.

– Жуан был Тенорио? Классно! А что означает Ретоньо?

– Отросток. Потомок. Побег. Причем “reto” – угроза и вызов. В основном на дуэль.

– Очуметь!

– А как тебе это?

Я отмечаю курсором нужное место на тексте, подвигаю ей стул, выхожу. Арчи лежит на пороге и преграждает дорогу. Я треплю его по загривку и говорю:

– Неплохо сработал, злодей. Только не вздумай мне повторять то же в жизни.

Я сочиняю роман, который мечтаю читать, а не жить. Моя жизнь – это бегство из всяких романов. Жизнь моя в идеале – роман без смертей. Пусть она понарошку, ее нарочитость всерьез: убивая любовь под обложкой, спасаю я ту, что под крышей. Сочиняю щемящую правду, чтобы выплачивать откуп за эту подложную жизнь. Моя жизнь – роман двойников, глядящих в свое зазеркалье. Вот что такое моя уникальная, моя идеальная жизнь…

А вот какой бойкий роман она сочиняет.

Тот день начался со звонка в семь утра. – Сеньор Ретоньо? Мне поручено вам сообщить, что посылка отправлена.

– Посылка?

– Здесь сказано: Дону Ивану Ретоньо.

– Не могли бы вы пояснить от кого?

– От вашей покойной жены.

Вслед за этим – гудки.

Ничего нет глупее гудков за внезапным звонком с того света. Попробуйте после такого заснуть!

Не успел Дон умыться, как входная дверь отворилась и впустила шорох старческих ног. Вокруг них зацокали когти и заскулило радостное повизгивание, из чего Дон заключил, что сегодня среда и пришла Каталина. Служанку он унаследовал вместе с домом и банковским счетом, у которого оказалось больше нулей, чем он сгрыз за тридцать лет бубликов.

С тех пор, как Дон овдовел, Каталина наведывается трижды в неделю. По нечетным дням она стряпает и прибирается в доме. Если хозяин себя ведет хорошо (эвфемизм для подаренной ей бутылочки хереса), Каталина устраивает постирушки и внеурочную смену белья. Ближе к обеду из какой-нибудь комнаты раздается внушительный храп, в сравнении с которым казарменный храп Арчибальда выглядит писком простуженной мыши. Заслышав звуки припрятанной под халатом валторны, пес пробуждается и вскидывает башку, косясь смуглым глазом на стеклянную пепельницу, чья способность улавливать низкие волны вибраций всегда вызывает у Арчи восторг. Зычный экспромт венчается всхрюком, вслед за которым старуха шамкает ртом и бубнит, объясняя себе, кто она и откуда взялась в этих стенах.

Каталина ужасно упряма. Порешив лет пятнадцать назад выжить назло всем диагнозам, она не нарушила слова и после того, как к инфаркту и диабету присовокупился рак. Кабы не полысевший череп, она бы и не уразумела, чем сеансы химиотерапии отличаются от сеансов в кино, где она наловчилась погружаться в сон на первых же титрах, как погружается в темь плотных волн оглохший для света и воздуха водолаз. Спустя год волосы отросли, покрыв ей голову бобриком, причем для вьюнков седины, прежде густой и обильной, места в саду не нашлось. Каталина восприняла это с энтузиазмом: стало быть, жизнь еще от меня не устала. Да и я с ней покуда общий язык нахожу. Так бок к боку и греемся, будто два полюбовника. Только вот ухажер больно скромный: видать, девственницей помру. Одна надежда: смерть поведет себя прытче… Глядя на перечницу, трудно отделаться от подозрения, что служанка лукавит. Кому-кому, а ей ведомо, что она обручилась с бессмертием – насмерть. Как со всеми тугими на ухо, с Каталиной лучше держать ухо востро: не угадаешь, когда в ней проснется вдруг слух. По крайней мере хозяин и Арчи в ее присутствии ни о чем сокровенном не распространяются. Пес, отдадим ему должное, опускается редко до сплетен. Хотя, если честно, думает Дон, меня не особо и жалует: не может простить мне гибели Анны.

В день, когда это случилось, Арчи ударился в вой – предположительно, с той самой минуты, как душа Анны Ретоньо выпорхнула из расплющенной всмятку груди. Хлопот крыльев сей невидимой, но всевидящей птицы он почуял с расстояния в тысячу верст. Озадаченный поведением пса, Дон попытался унять его, но взбесившийся зверь в кровь поранил клыками простертую руку, что обидней всего – десницу кормящую. При малейшем к себе приближении собака скалилась и рычала. Ветеринар по телефону советовал Дону поостеречься, не злить понапрасну perrito [1] Собачку (исп.) . и потерпеть до его возвращения из деревни, куда щенячий мозгоправ убирался на выходные ковырять в носу.