Алан Черчесов - Дон Иван

– Я так и не понял, она что, отцу солгала, будто Альфонсо к ней приставал?

– Это неважно. Что-то такое придумала, чтобы заставить его оттуда убраться, а себя – побороть искушение.

– Насчет искушения я не уверена. Разве мог он не опротиветь ей после того, как ею не овладел? Ведь не овладел он ею из-за того, что так не положено, а не потому, что она еще не созрела. Она очень даже созрела.

– Сомневаюсь. Обычно девочки созревают позднее.

– Да ну тебя, Герка! Вечно ты со своей усредненной статистикой. Анна – не девочка. Анна – любовь. Которая, даже когда умирает, – белоснежный букет голубей. Как я Дядю за эту находку любила!

– А помните фразу: с тех пор мертвецы во сне воспринимаются мною не как потеря, а как обретение. У меня потом так и было. Правда, лишь несколько дней, – вздохнул Герман.

– Фраза что надо. Только если он в ней не солгал, с чего это Дядя решил вдруг покончить с собой?

– Тсс! – Светлана подносит палец ко рту и глядит с укоризной на гостью.

– Да что тсс! Он и так просекает. Язык-руки-ноги отнялись, а мозг еще дышит. Большей частью ушами, потому что в глазах то и дело двоится – или я в медицине профан.

Не профан. У меня как раз задвоилось: два Герки, две Тети, два Арчи. И только Долорес пока что одна. Почему-то мне сейчас она ближе всех. И как будто роднее. Не в том ли причина, что мы с ней самоубийцы? Правда, не очень удачные, но это уже поправимо… С чего это я решил свести счеты с жизнью? Все просто: не убитый вовремя персонаж всегда изведет на тот свет своего гуманного автора.

– Наглотался таблеток, но перепутал названия. Для писателя очень, должно быть, обидно. А до того все твердил, что покойники – лучшие из беглецов. Намекал, конечно, на Анну. Та так ловко от них убежала, что теперь все они в дураках и не могут решить, кем она, по сути, была. Альфонсо талдычит, что та еще штучка. Дон изо всех сил Альфонсо не верит, но сил под конец не хватает. Дядя пытается все разрулить, но не может: образ ее должен быть двойствен, амбивалентен. Иначе теряет как образ.

– Погоди, я правильно понял: если Анна – святая, как я, то это ей минус? А если стервоза, как Долли, то это ей…

– Тоже минус. Плюс дают оба минуса вместе, и только! Святая стервоза.

– И какой мы отсюда делаем вывод?

– Перепутал таблетки.

Они хором смеются. Я закрываю глаза. Но вижу на сей раз лишь изнутри свои веки.

– Как насчет подведения итогов?

– Согласна.

– Не против.

– Итак, мы имеем святую и все эти главы волшебной любви. Убедительно?

– Очень.

– Согласна.

– А еще мы имеем стервозу, у которой всегда был второй про запас. Получается диагональ.

– В каком смысле?

– Стерва держит на привязи девственника, между тем как святая забавляется с дамским угодником.

– Это если по факту. А если по сути, все крепится по прямой: Альфонсо порочен тем, что уперт, как баран, Дон же невинен тем, что был бесприютен любовью – до Анны.

– Хорошо. А кого любит Анна?

– Ивана.

– Альфонсо.

– Или обоих? Один – несказанность. Другой – недосказанность.

– Дядя сказал, губит ее недосказанность.

– А по-моему, несказанность – это всегда недосказанность, – пожимает плечами Долорес.

– А как она ее губит, он не сказал?

– Не успел. Про записку что-то промямлил и сдулся.

Я в ярости: не записка, а SMS. Альфонсо послал ей на сотовый сообщение:

«Прибыл в Касаб. Жду в отеле».

Он прилетел туда раньше срока. Нагрянуть в севильский дом супругов Ретоньо, как он планировал, не задалось: особняк стерегли телохранители. Убивать Дона, впрочем, Альфонсо не собирался. Хотел припугнуть – как пугали его самого все эти долгие годы молодчики Мизандарова, не подпуская приблизиться к Анне. Потому что все эти годы Анна никак не желала признать, что Альфонсо – любовь навсегда, а не ненависть все эти годы.

Небрежность рождает небрежность, думаю я о Светлане. Если была бы записка, портье бы не сократил. Сократил сам Альфонсо. Перезвонить ему Анна уже не сумела: барахлила мобильная связь. В тот день она прерывалась часами: где-то на западе бушевали песчаные бури. Когда Анна сняла трубку в своем гостиничном номере, она и в ней услыхала их хрипучие отзвуки. Она поискала по карте: от Кенитра-Тарфаи городишко Касаб находился в каких-нибудь двух километрах. Можно было вызвать такси. Она же решила пройтись. Пешком от гостиницы лучше идти было через холмы. «Красивый пейзаж, – одобрил портье. – Не пожалеете». Он предложил ей нанять провожатого, но она отказалась: надо было все хорошенько обдумать, чтобы не оступиться в своем окончательном выборе.