— Аллах! Аллах! Уходи! Убирайся! Марш на место! Стыдись! Не издевайся над нами!
Мухсин растерялся, он не привык, чтобы учителя так с ним обращались. Но сила, заставившая его написать это необычное слово на глазах всего класса, удерживала его на месте, и он продолжал стоять сконфуженный и смущенный. В классе мальчикам говорили о науках, уроках, прилежании, но им никогда ничего не рассказывали про любовь, чувство, сердце. Если они и слышали эти слова, то придавали им пошлый, низменный смысл. Казалось, что для них существуют только два понятия: учение и разврат. Учение — это уроки, домашние задания, экзамены, а разврат — любовь, чувства, сердце, все, что находится вне сферы школьных интересов. «Вот в чем состоят добродетель и порок», — внушали мальчикам взрослые.
Шейх Али увидел, что Мухсин все еще стоит у доски смущенный, но, как всегда, почтительный. Он подумал о хорошей репутации и выдающихся способностях этого мальчика, известных ему с прошлого года, когда Мухсин поступил в школу, и несколько смягчился. Все же он укоризненно сказал:
— Что с тобой случилось сегодня? Ты нездоров?
Мухсин молчал. Он почувствовал, как в нем вспыхнули возмущение и неприязнь к этому старику, понимавшему в любви не больше любого из своих учеников. Мальчику казалось, что сам он проник в мир чувств и постиг всю его красоту, недоступную такому человеку, как шейх Али.
Шейх снова заглянул в журнал, собираясь вызвать другого ученика, но весь класс, набравшись храбрости закричал с необычайным жаром:
— Хотим эту тему! Хотим эту тему! Пусть Мухсин говорит!
Мухсин взглянул на своих одноклассников и понял, как сильно слово «любовь» возбудило любопытство этих ребят, давно жаждавших подобного развлечения. Громче всех кричал его друг Аббас, который, улыбаясь, махал ему рукой, словно он вдруг прозрел и понял состояние товарища. Воодушевление класса ободрило Мухсина, и он решил говорить во что бы то ни стало. Однако по виду шейха Али, этого старого ханбалита [30] Ханбалиты — приверженцы одного из четырех мусульманских правоверных религиозных толков, основанного в VIII в. богословом Ахмедом ибн-Ханбалем. Учение ибн-Ханбаля отличается крайним риторизмом и нетерпимостью.
, мальчик понял, что провести его будет трудно.
Тогда у Мухсина мелькнула новая идея, делавшая честь его сообразительности. Он схватил мел и написал под словом «любовь» такие строки:
«Любовь разделяется на три категории: любовь к Аллаху, — велик он и славен! (любовь смиренная), любовь к родителям (любовь кровная) и любовь к красоте (любовь сердечная)».
Весь класс во главе с Аббасом зашумел, прося шейха Али разрешить эту тему, она ведь чисто литературная. Надев очки, шейх повернулся к доске и громко прочел два первых раздела. В его голосе звучало согласие и одобрение. Но, пробежав глазами третий раздел, он огорченно взглянул на Мухсина и произнес:
— Сотри третий пункт.
Мухсин медлил, но, несмотря на все просьбы и мольбы класса, шейх Али не смягчился и остался непреклонным.
Мухсин понял, что от третьего пункта придется отказаться, и начал говорить. Класс слушал его с таким вниманием, какого не проявлял за весь год ни на одном уроке. Стоило Мухсину произнести слово «сердце», как шейх Али начинал брюзжать и ворчать, словно кот при виде мыши, но школьники впитывали каждое слово товарища и не сводили глаз с его губ. Они испытывали такой интерес и удовольствие, словно и вправду внимали чему-то поучительному. Нет! Больше этого! Им казалось, что они слышат из уст Мухсина то, что сами постоянно чувствовали, но не осмеливались высказать. А возможно, они просто не сознавали того, что чувствуют, не догадывались о существовании на свете красоты, не знали, какую роль играет в их жизни сердце.
Мухсин все это понял. Он раньше их разгадал причину их интереса и огромной радости, светившейся в их глазах: он, Мухсин, высказал заветные мысли, скрытые в их сердцах.
Санния и Заннуба стояли у окна гостиной и смотрели на улицу Селяме, поджидая Мухсина из школы. Он должен был прийти прямо к доктору Хильми, чтобы с сегодняшнего дня начать уроки пения. Об этом договорились накануне, и Заннуба заранее пришла к Саннии.
Мухсин запаздывал, и, чтобы как-нибудь убить время, обе женщины украдкой поглядывали на улицу, рассматривая прохожих. Особенно часто обращались их взоры к кофейне Шхаты, находившейся прямо напротив. В этот час она, как всегда, была переполнена. Посетители сидели в самой кофейне и на улице, перед нею. Санния взглянула на стулья и столики, стоявшие на площадке, и прошептала, схватив Заннубу за руку:
Читать дальше