Лин Ульман - Прежде чем ты уснёшь

Сандер говорит:

— А когда мы с мамой или с папой ходим в магазин, мне всегда покупают футбольные стикерсы.

— Всегда?

— Ну не всегда, но когда они ссорятся, они знаешь как много мне покупают!

— Но сейчас-то они не в ссоре.

— Нет.

— Сейчас они летят в Италию, там будет здорово.

— Ага.

— Думаешь, они часто ссорятся?

— Да нет. — Сандер оглядывается вокруг. — А давай купим стикерсов на мои деньги? У меня с собой есть двадцать две кроны, и дома еще сто одиннадцать, и еще семьсот семьдесят восемь в банке.

— А сколько они стоят, эти стикерсы?

— Семь крон пакетик.

— Побереги свои деньги, Сандер. Я куплю тебе два пакетика.

— Большое спасибо.

Кошка дожидается нас возле дверей магазина. Увидев нас, кошка встает, потягивается и фыркает. Затем подходит и осторожно трется Сандеру об ноги. Сандер наклоняется, дает ей понюхать руку и гладит ее.

— Пошли, Сандер. Нам пора домой.

— А ты не забыла, что обещала поиграть в футбол? — Сандер поднимает глаза. Он сидит на корточках и гладит кошку.

— Нет, не забыла. Тем более пошли. Не будем же мы в футбол играть, когда стемнеет.

Сандер встает и обращается к кошке:

— Киска, иди домой.

Потом предлагает взять у меня сумку. Я даю ему ту, что полегче. Мы поворачиваемся и идем. Снег прекратился, но ветер неприятно хлещет в лицо. Кошка следует за нами. Пока мы заносим сумки в квартиру, кошка ждет нас внизу. Мы открываем дверь, ведущую на задний двор, кошка первой выскакивает на улицу, садится перед нами и фыркает. Затем тыкается головой Сандеру в ноги, трется об них.

— А почему она фыркает? — спрашивает он.

— Наверно, она просто не знает, что когда фыркаешь, все думают, что ты злишься.

— Нет, эта кошка не злится, — говорит Сандер. — Почему-то она фыркает и шипит, как только нас видит.

— Да, — соглашаюсь я. — Очень странная кошка.

— Я думаю, она просто заблудилась.

Сандер гоняет по площадке мяч, кошка сидит в стороне, а я стою у стены и смотрю.

— Карин, иди сюда, давай играть, — просит Сандер. — Ну иди сюда. Ты тоже будешь играть. Я буду стоять на воротах, а ты попробуй забить мне гол.

Сандер берет две обледенелые ветки, расставляет их, как будто это ворота, а сам встает посередке. Я пару раз бью по мячу. Спотыкаюсь, наступив на свое длинное пальто. В ворота попасть не получается.

— Целься в меня, — советует Сандер.

Я пробую еще раз. Мазила.

— Давай, ты будешь стоять в воротах, а я попробую забить гол, — предлагает он.

Пошел снег, но снежинки тают, не успев прикоснуться к земле.

— Слушай, Сандер, я больше не могу, — говорю я. — У меня ничего не получится.

— Но мы же всего пять минут играли.

— Мне холодно.

— Еще чуть-чуть, Карин, пожалуйста.

— Нет, все, пошли домой.

— Ну хорошо.

На этот раз кошка опять увязывается за нами в подъезд и пытается прокрасться дальше, по лестнице. Но я выталкиваю ее назад.

— Киска, иди отсюда, — хором говорим мы с Сандером. Кошка садится на землю и принимается лизать лапки, больше она нас не замечает.

Сандер хочет порисовать.

Я достаю бумагу с карандашами, сажусь рядом и смотрю в окно. У меня в гостиной три больших окна, которые выходят на улицу. Через полчаса начнет темнеть. Жюли рассказывала, что, когда была беременна, она любила сидеть у окна и смотреть, как спускаются сумерки, как все вокруг погружается в темноту: верхушки деревьев, дома, машины, дороги, люди — все постепенно исчезает. Это гораздо красивее, чем летний восход солнца, говорила Жюли. Сандер сидит за столом и что-то мурлычет себе под нос. Я встаю и иду к окну, смотрю вниз. Кошка по-прежнему сидит у подъезда. Я иду в коридор, снимаю трубку и набираю номер Анни.

Она берет трубку после первого же сигнала.

Анни.

Я представляю, как она сидит весь день перед телефоном. Сидит и ждет. И так целыми днями. Чего она ждет — я не знаю. Может быть, телефонного звонка, который изменит всю ее жизнь? Анни ждет и пытается как-нибудь скоротать время. Наверно, что-то читает. А может, ходит туда-сюда перед окнами. Или считает про себя: «Вот досчитаю до трехсот, и телефон зазвонит».

— Алло! — говорит мягкий, нетерпеливый голос.

Голос у Анни никогда не менялся. Изменились глаза.

И руки тоже. Волосы стали другими. Появились складки у губ. Изменилась фигура. Постарела кожа. Со временем все в человеке меняется. Но голос остается прежним. Поговорить с Анни — это как в детстве, когда я была маленькой, прижималась к ней, закрывала глаза и думала: не гони меня, пожалуйста, еще чуть-чуть. Запах ее волос, ее чудесный голос. Но только не это лицо. Я до сих пор не могу смотреть на него без боли в глазах. От прежнего лица не осталось ничего. Глазу не за что зацепиться.