Лин Ульман - Прежде чем ты уснёшь

Доктор Престон вздыхает, тянется через стол и гладит Анни по голове, дотрагивается до ее век, щек и губ.

— Я бы мог изменить это, — говорит он Анни.

Думаю, что прикосновение доктора Престона заворожило Анни — так к ней давно никто не притрагивался. Наверно, несколько дней спустя Анни пришла к нему в кабинет на Парк-авеню, и он показал ей компьютерные изображения ее лица, ту Анни, которой она могла бы быть.

— Это и есть ты, — сказал он. — Видишь? — Доктор Престон достал свой скальпель. И сказал: — Прежде чем ты уснешь, я хотел бы попросить тебя подумать о том, кто ты на самом деле. Ты должна помочь мне. Ведь ты знаешь себя лучше, чем я. Мы будем работать вместе. Я не удаляю чужие недостатки. Я лишь открываю. Открываю то, что в тебе заложено. И когда ты проснешься, ты поблагодаришь меня — потому что увидишь, что я помог тебе обрести свое истинное лицо. Что я наконец-то открыл тебя.

Мы с Жюли стоим перед дверью квартиры Анни на улице Якоба Аалса. Я не была у Анни с того самого дня, как встретила ее в аэропорту. И Жюли тоже. Но Жюли звонила ей, спрашивала, не нужно ли чего, предлагала вместе прогуляться, пообедать или выпить кофе.

Времени после свадьбы прошло немного, но Жюли уже ждет Сандера. Мы, конечно, еще не знаем, что это именно Сандер ждет своего часа, чтобы появиться на свет.

Я помню, как все мы поглаживали ее живот.

— По-моему, это будет Андрина, — говорю я.

Александр думает, что будет Рут.

Жюли ничего не думает.

Папа утверждает, что это Габриель, а тетя Эдель и дядя Фриц ждут Лотту, тетя Сельма считает, что будет Сельма, Осе и Оге говорят, что это Уле-Петер, Арвид думает, что получится Каролине, Торильд — что Сюнневе, Анни уверена, что это чайник.

Анни смотрит на живот Жюли, наклоняется к нему, прикладывает ухо:

— У тебя там чайник, — говорит она.

В другой раз она говорит:

— Мяч.

— Свечка.

— Шарманка.

Иногда Анни говорит:

— Маленький мальчик.

В животе у Жюли маленький мальчик, я буду заботиться о нем и беречь его.

Мы с Жюли стоим перед дверью Анни. Звоним. Один раз, два раза, три. Предстоящая встреча с Анни меня путает.

Я пыталась к ней подготовиться.

Жюли смотрит на меня.

— Ты преувеличиваешь, — говорит Жюли, покрутив пальцем у виска. — Сними темные очки, пока она дверь не открыла.

— Нет уж, — отвечаю я. — Так будет лучше.

— Как хочешь, — говорит Жюли.

Из квартиры доносятся шаги. Дверь открывается. На пороге стоит Анни. Она улыбается. Я смотрю на нее. У Анни три носа и бантик на голове. Потом у меня начинает рябить в глазах. Глаза слезятся. Кажется, Жюли ничего не замечает.

Я тоже притворяюсь, что ничего не замечаю, на мне темные очки, это спасает.

— Рада вас видеть, — говорит Анни.

Она обнимает Жюли.

Потом тянется ко мне, чтобы тоже обнять.

Я осторожно смотрю на нее, закрыв один глаз. Теперь у нее только два носа, но глаза порхают по всему лицу, словно в составном зеркале, где дробится изображение.

Анни обнимает меня.

— Почему ты в черных очках? — спрашивает она, притрагиваясь к моей щеке. — На улице дождь идет.

— Да так как-то… — говорю я как можно беззаботнее и делаю неопределенное движение рукой.

Жюли с Анни сидят на кухне за столом и разговаривают. Я хожу по квартире. Я забыла, что на мне темные очки, и комнаты кажутся мне темнее, чем обычно. И строже. А в остальном все, как раньше. За исключением висящих на стене картин.

К ним прибавились новые.

Фотографии.

В гостиной, в комнате Анни, в моей бывшей комнате, в детской комнате Жюли, в коридоре.

Я наклоняюсь к ним, чтобы получше рассмотреть.

Фотографии детей.

На стене у Анни я насчитала тридцать шесть детских фотографий. Чужие дети, плачущие и улыбающиеся, дети со всех стран мира. Кто они — я не знаю, раньше я никогда их не видела.

Это профессиональные фотографии размером с печатный лист, ничего общего не имеющие со снимками на память, наверняка неоднократно растиражированные, glossy finish [25] Глянцевое совершенство (англ.). .

Эти дети не знают, что их фотографируют. Они смотрят в камеру, широко раскрыв глаза. Выражения лиц у всех разные. Для фотографа совершенно неважно, радуются они или грустят. Главное, чтобы они выглядели, как дети, чтобы играли свои детские роли, воплощали саму идею того, каким должен быть ребенок. Фотографу нужно, чтобы кто-то в другом конце земного шара, глядя на эти снимки, почувствовал стеснение в сердце и боль за этих детей, которые страдают, которые нуждаются в помощи.