А он свою тяжелую воду сливал в унитаз.
— А что вы делаете с моей?
— Отсылаем для превращения в тритий, — ответил генерал Гроувс.
— Теперь вы понимаете, чем вы ссыте, капеллан?
— Ну, все, Туз, хватит.
Как-то раз капеллан в сопровождении генерала Гроувса вышел из своего пульмановского обиталища на небольшую, устланную белыми бетонными плитками площадку, расположенную с тыльной стороны сложенного из галечника здания, над голой стеной которого высился крест; все здание напоминало собой старинную итальянскую церковь. На деревянной стойке, темная краска которой, казалось, была положена совсем недавно, был закреплен баскетбольный щит с кольцом, а на земле были выложены выкрашенные в монотонный зеленый цвет доски для игры в шаффлборд. В центре, словно в ожидании удара, лежал футбольный мяч, простеганный в черно-белые клетки, что делало его похожим на большую, готовую вот-вот взорваться модель молекулы. В углу загорелый продавец продавал с лотка сувениры, цветные открытки, газеты и бескозырки цвета морской волны с белой окантовкой, на бескозырках белыми буквами было написано ВЕНЕЦИЯ, и капеллан, размышляя вслух, спросил, уж не находятся ли они в Венеции. Генерал ответил, что они не в Венеции, но для разнообразия можно думать, что в Венеции. Несмотря на иллюзию неба и свежего воздуха, они по-прежнему находились в помещении, под землей. Капеллан не хотел играть ни в баскетбол, ни в шаффлборд, желания ударить по мячу или купить сувениров у него тоже не возникло. Вдвоем они минут сорок бродили вокруг вагона, и генерал Гроувс задавал воистину быстрый темп.
В другой раз они вышли около небольшого туннеля, расположенною перпендикулярно железнодорожным путям, и капеллан услышал отдаленные, слабые звуки выстрелов, похожие на разрывы шутих, доносящиеся откуда-то изнутри и приглушенные расстоянием. Это был тир. Капеллан предпочел не испытывать удачу и, может быть, выиграть набитого опилками плюшевого мишку. Он не хотел растрачивать центы ради возможности выиграть кокос. Он услышал и доносящуюся изнутри музыку карусели, а потом звуки колес и сцепленных вагончиков русских горок, вагончики то с ревом поднимались вверх, то со скрежетом неслись вниз. Нет, капеллан никогда не был на Кони-Айленде и никогда не слышал о парке аттракционов «Стиплчез» Джорджа К. Тилью, и теперь у него не возникло желания побывать там. Не было у него никакой охоты и знакомиться с самим мистером Тилью или кататься на его шикарной карусели.
Генерал Гроувс пожал плечами.
— Вы, кажется, погрузились в апатию, — с долей сочувствия заметил он. — Вас, кажется, ничто не интересует — ни телевизионные комедии, ни новости, ни спортивные события.
— Я знаю.
— Меня тоже, — сказал психиатр.
Во время третьей поездки к его дому в Кеноше ему впервые принесли пакеты с продовольствием от Милоу Миндербиндера. После этого подобные посылки доставлялись регулярно, в один и тот же день недели. Подарочная открытка оставалась неизменной:
ЧТО ХОРОШО ДЛЯ МИЛОУ МИНДЕРБИНДЕРА,
ХОРОШО И ДЛЯ СТРАНЫ.
Содержимое посылок тоже оставалось неизменным. В стружку была аккуратно уложена новая зажигалка «Зиппо», упаковка стерильных тампонов чистого египетского хлопка на палочках, подарочная коробка конфет, содержащая один фунт конфет из египетского хлопка, облитых шоколадом «М и М» высшего качества, дюжина яиц с Мальты, бутылка шотландского виски, разлитого на Сицилии — все это японского производства, символические количества свинины из Йорка, ветчины из Сиама и мандаринов из Нового Орлеана, также восточного происхождения. Капеллан не стал возражать, когда генерал Гроувс предложил отдать этот пакет людям наверху, которым все еще негде было жить. Капеллан в первый раз удивился.
— Разве в Кеноше сейчас есть бездомные?
— Мы сейчас не в Кеноше, — ответил генерал и подошел к окну, чтобы нажать кнопку местопребывания.
Они снова были в Нью-Йорке и на улице неподалеку от главного входа в автовокзал увидели ряд чистильщиков сапог и уличных торговцев едой с их дымящимися лотками; за зданием АВАП они увидели две невыразительные башни Всемирного торгового центра, вероятно, все еще самые высокие коммерческие сооружения на земле.
В другой раз, будучи уверен, что находится в АЗОСПВВ в Вашингтоне, капеллан, увидев, какая картинка устанавливается по умолчанию, понял: он находится внутри АВАП, а его пульман, пока меняют локомотив и лабораторные вагоны, стоит где-то внизу. Через свое окно он мог даже заглянуть в диспетчерский центр связи автовокзала и, приняв изображение с любого из расположенных там видеоэкранов, посмотреть, как прибывают и отправляются автобусы, как текут дневные людские потоки; он видел полицейских, переодетых под торговцев наркотиками, и торговцев наркотиками, одетых как работающие под них полицейские, проституток, наркоманов, беглецов, мерзкие, апатичные совокупления и другие отвратительные жизнеотправления на пожарных лестницах; он мог увидеть, что происходит в разных туалетных, где люди мочились и стирали в раковинах, при желании он мог бы заглянуть и в кабинку, чтобы увидеть, как колется наркоман, как занимаются оральным сексом и испражняются. Но он не хотел это делать. У него были телевизоры, по которым он мог принимать превосходное изображение на трехстах двадцати двух каналах, но он обнаружил, что ему не интересно смотреть телевизор в отсутствии жены. Даже когда они были вместе, телевизор не вызывал у него особого интереса, но тогда они, по крайней мере, могли уставить взгляд в одну точку экрана, подыскивая какую-нибудь новую тему для разговора, которая могла бы облегчить их летаргию. Это была старость. Ему по-прежнему было семьдесят два.
Читать дальше