Эрик Хансен - Титаник. Псалом в конце пути

— Не уходите, — прошептал он. Дрожь опять усилилась.

— Нет-нет, я не уйду, — сказал маэстро. — Хочешь, я позову твоих родителей?

Лео в отчаянии отрицательно замотал головой.

— Хорошо, не надо.

Маэстро долго сидел рядом и успокаивал Лео.

— Гм, — хмыкнул он через некоторое время. Лео все еще лежал на полу, его уже почти не трясло.

Лишь порой по нему пробегала легкая дрожь. — Гм. Это не судороги. Не падучая. Падучую я видел, это другое.

— Со мной никогда такого не было, — прошептал Лео. В глазах у него стояли слезы.

— Ты не должен меня бояться.

— Не буду, — прошептал Лео.

— Я знаю, ты боишься не меня. — Маэстро улыбнулся, первый раз с тех пор, как приехал, и обнажил в улыбке острые клыки. — Но ты не хочешь ехать в Париж, верно?

— Да, — прошептал Лео, — но это не все.

— Понятно. А что же еще?

— В Париже… упражняться по десять часов в день… я не против, но… — У Лео не хватало слов для того, что он хотел сказать.

Он никогда никому этого не говорил.

— Гм?

— Я хочу… Я по ночам сочиняю музыку. Больше некогда. Днем я столько занимаюсь, что мне уже не до сочинения… Только ночью.

Маэстро улыбнулся, и теперь его улыбка была почти теплой. В умных глазах вдруг загорелось дружеское участие.

— Вот в чем дело, — сказал он.

Лео глотнул воздуха. Потом кивнул. И стал рассказывать — о концертах, о родителях и о своих ночных бдениях. Когда он умолк, маэстро сказал:

— Если все обстоит именно так, я мало что могу для тебя сделать. — Он опять улыбнулся.

— Конечно, мне бы хотелось отточить технику…

— Но это для тебя не главное?

— Нет…

— Гм. Послушай меня. Тебе, конечно, известно, что есть композиторы, которые в то же время выступают как исполнители, и есть исполнители, которые сочиняют музыку. Но есть, так сказать, и более чистые типы: композиторы, которые прекрасно играют, но никогда не выступают с концертами, и великолепные солисты, виртуозы, которые едва ли способны написать даже поздравление ко дню рождения. Я сам, увы, принадлежу к последнему типу музыкантов. То немногое, что я смог сочинить, нельзя назвать хорошей музыкой. Хотя мне она казалась прекрасной. Но знай, благодатью Божьей отмечены именно композиторы. И не слушай, если тебе будут говорить другое. Музыку создает композитор.

Лео молчал.

— Но композиция — не моя область. У тебя есть все данные, чтобы стать превосходным скрипачом, возможно, даже одним из великих. Твои концерты здесь, в Вюртемберге, значения не имеют. Вундеркинды приводят людей в умиление, и не больше того. Они еще не умеют играть по-настоящему. Но я мог бы научить тебя этому. Если бы ты захотел.

— Не…

— Что ты хочешь сказать?

— Пожалуйста, не говорите этого им…

— Вот оно что! Понимаю. Хорошо, молодой человек. Пока что ты должен повиноваться отцу.

— Да, — прошептал Лео.

— Как ты привык.

Лео тихонько заплакал, он плакал совершенно беззвучно. Просто по лицу у него бежали слезы.

— Дай-ка мне твою руку.

Лео протянул руку маэстро. Тот взял ее, внимательно осмотрел, измерил длину пальцев по отношению друг к другу. У Лео были длинные, гибкие, жилистые кисти с развитыми мышцами. Маэстро перевернул его руку ладонью вверх. Долго смотрел на нее. Потом отпустил.

— Хорошо, — сказал он. — Послушай. Вытри, пожалуйста, глаза.

Лео сразу перестал плакать. Вытер лицо и глаза. Маэстро продолжал:

— Сейчас я позову твоих родителей. Но помни: у дарования, как у медали, есть оборотная сторона. Лицевая сторона — дар, это слышно в самом слове; оборотная — тяжкий жребий. Могу предсказать, что тебя ждет много одиноких ночей, полных мук, страданий и слез, и что жизнь твоя будет очень нелегкой. Ибо за наивысшее блаженство надо платить. В музыке ты беседуешь с Богом. Никто из людей этого не понимает. Почти никто. Но человек, которому дано говорить с Ним и который отдает себя языку и музыке этого разговора, пишет ли он музыку или исполняет, — такой человек обречен. Он должен платить, ибо ему дано испытать то, что не дано испытать обычным людям.

Я не могу ничего сказать о твоих сочинениях, я их не слышал. Но по-прежнему хотел бы взять тебя в ученики. Не сейчас. С этим можно подождать. Сначала ты должен решить все сам, не позволяя, чтобы за тебя решали другие.

Он встал и пошел к двери:

— А сейчас я придумаю, что сказать твоим родителям.

— Можно мне что-то сказать?

— Пожалуйста.

Лео помолчал, потом проговорил:

— Спасибо…

— Все в порядке, братец.