Эрик Хансен - Титаник. Псалом в конце пути

В углу темнел большой контрабас.

Дорога. Начало и конец, рождение и смерть. Все проходит по ней. Дни и ночи, леса и города.

Он всегда видел перед собой дорогу, желтую, раскаленную солнцем. По обочинам в траве стрекотали кузнечики, но днем все словно вымирало. Где-то в пыли грелась на солнце змея или ящерица. Днем птицы не пели. Путники тоже отдыхали. Для привала им было легко найти рощицу или тенистое дерево. И даже родник.

Много миль прошел он так, усталый, вспотевший, запыленный и истомленный жаждой. Но другого счастья, кроме дороги, он не знал и ни на что не променял бы свой посох и стертые ноги.

Дорога была всегда. Она была и жаждой, и водой.

Еще в родном городишке, расположенном высоко в горах Умбрии, он каждый день думал о дороге. Как лента из сусального золота, она петляла в лучах полуденного солнца. Круглый год по ней мимо их городка ползли скрипучие телеги и повозки, груженные бочками вина и масла, овощами и мясом. Путь их лежал в Рим.

А навстречу им ехали торговцы, шли разносчики, странники, бродячие фокусники и музыканты. Они останавливались в городке, иногда некоторые задерживались на день-другой, а потом двигались дальше. Дорога была как река. По ней тек бесконечный поток образов — старый молчаливый монах с посохом и в коричневом плаще. Торговец птицами с большой клеткой на тележке — в клетке щебетали желтые, синие и красные клубочки, но были у него и соколы с ястребами. И у всех путников были усталые глаза — пройденные мили оставили свой след на их лицах, равно как и мысль о милях, ждущих их впереди. Да, дорога, как река, несла их всех. Ну а городок — городок был заводью.

Он сызмала знал это слово: «заводь». Сколько он себя помнил, дорога безмолвно звала его с собой. Конечно, и другие мальчики интересовались всем, что видели на дороге. Но юного Джованни Петронио Вителлотеста она притягивала особенно сильно.

Однажды — ему тогда было двенадцать — в городок приехал кукольный театр.

Наблюдательный пост Петронио находился у нижних городских ворот в тени старой повозки без колес. Он мог сидеть там целыми днями, не сводя глаз с дороги. Когда он думал, что его никто не видит, он забирался на козлы этой брошенной повозки и длинным прутом погонял воображаемых лошадей.

В городке над ним смеялись и называли Привратным Кучером, но Петроний не обращал на это внимания и только подгонял своих лошадей. Часто он тайком уходил из городка по дороге, то вверх, в горы, то вниз, в долину, несмотря на запрет отца, который не раз наказывал его за эти одинокие прогулки. Но Петронио иначе не мог — он должен был ходить один. Правда, он стал соблюдать осторожность, чтобы его никто не заметил.

Петронио ежедневно сидел на козлах за южными воротами. Поэтому он первый увидел кукольный театр. Маленькая повозка, запряженная двумя усталыми гнедыми лошадками, дребезжа, поднималась в гору. Три человека по очереди то вели лошадей, то толкали повозку сзади.

Вздрогнув от радости, Петронио спрыгнул с козел. Еще бы, ведь он узнал эту повозку, хотя прошло несколько лет с тех пор, как он видел ее в последний раз. Он почти забыл о ней. Приезд кукольного театра — это была важная новость! И он побежал по улице, возвещая о его прибытии.

Задолго до того, как повозка достигла ворот, за ней уже бежал хвост ребятишек.

Тогда его звали Джованни Петронио Вителлотеста. Эту странную фамилию семья получила от прадеда. Она означала «телячья голова» и до скончания веков должна была напоминать потомкам об их пращуре.

Первый Вителлотеста был человек своенравный и славился как книгочей. Он бывал в Риме, во Флоренции, потом по неизвестной причине вернулся в родной городок и стал там мясником. Он был широк в кости, силен и отличался необузданным нравом.

Через несколько лет после возвращения прадед, которого тоже звали Петронио, женился. Его жена, молодая, похотливая и взбалмошная бабенка, наверное, завела себе любовника — во всяком случае через полгода после свадьбы она неожиданно лишила мужа его законных прав. Попросту говоря, заперла перед ним двери спальни. Мясник был весьма раздосадован. Об этом судачил весь городок, и мясник возжаждал мести.

Однажды вечером после очередной неудачной попытки попасть в спальню его осенило, и он понял, что нужно сделать, чтобы вернуть утраченную честь.

Он пошел на скотобойню и снял с крюка голову зарезанного утром теленка. Через час эта голова превратилась в маску, и мясник надел ее как шапку. Маска была тяжелая, тесная, и в ней трудно дышалось, но, когда, направляясь в спальню жены, мясник взглянул на себя в зеркало, он остался доволен. Чтобы не запачкать одежду, он разделся догола, и казалось, будто телячья голова срослась с его нагим туловищем.