Анджей Заневский: Тень Крысолова

Бетонный блок, ступени, – светло-серые стены – блестящие, гладкие… Я лезу вверх между связками проводов, труб, скоб, стальной проволоки… По следам моих собственных зубов, по запаху засохших испражнений, по плесени, которая разрастается черными пятнами, я узнаю, что уже совсем близко.

Я увижу Его, коснусь, прижмусь, положу голову на теплую ладонь и, слушая шум его текущей по жилам крови, буду ждать его прикосновений – чудеснейшего, пронизывающего восторгом поглаживания, почесывания, ласки.

Щель рядом с канализационной трубой. Я расширяю зубами отверстие в панели, сделанной из опилок. Запах кухонных приправ, луговых трав, его запах…

Нет запаха хлеба, который я когда-то улавливал здесь. Не слышу звуков дыхания, которые дарили мне ощущение безопасности. А этой пыли раньше не было. Падавший в окна свет был ярче…

В ноздри врывается резкий, пугающий смрад. Я оглядываюсь по сторонам, исследую, высматриваю… Прохожу в коридор, из коридора – в комнату.

Он сидит в кресле на колесиках, спиной ко мне.

Я взбираюсь на поручень, прыгаю на спинку кресла и прижимаюсь к седым волосам.

Холодное тело, холодная кожа.

Не слышу шороха струящейся по венам крови и тех внутренних ударов, по которым отличают живых от мертвых. Гнилостный, затхлый запах.

Я спрыгиваю вниз, на сложенные на коленях руки… Вижу глубоко запавшие остекленевшие глаза, высохшее лицо. Он смотрит, но не видит…

Я пищу, тычусь носом, прижимаюсь… Жду сухаря, ореха в тонкой скорлупке, корочки хлеба. Неподвижная, холодная, тихая, прикрытая пледом фигура. Запах смерти.

Я обхожу все знакомые углы, кружу под креслом, взбираюсь на мебель.

Он сидит, глядя в окно, с глазами, которые, как мне кажется, стали больше, чем были раньше, и обнажившимися между высохших губ белыми зубами.

Шум, грохот, тряска, скрежет. Все больше дыма. В окно струей врывается запах гари. Бело-розовый голубь взлетает с карниза и взмывает в небо, нервно хлопая крыльями. Я тычусь носом в завернутые в плед ноги мертвого Друга и торопливо удираю в скрытую за кухонной плитой дыру.

Я скольжу вниз, прыгаю, падаю все ниже и ниже. Я убегаю от опасности, от запаха гари, проникающего даже сюда, от вибрирующего шума, пронзающего меня насквозь – от усов до кончика хвоста.

Вокруг меня все больше серых теней, писка, панического страха. Старые, молодые, здоровые, больные, исхудавшие, шатающиеся на отощавших лапках и едва научившиеся ходить. Матери тащат в зубах ещё слепое потомство. Все крысы убегают, их гонят вперед неизбежность, потребность, призыв, предчувствие. Быстрее, скорее, вниз, в подземелья и ещё ниже – в спрятанные в глубине пещеры, гроты, реки.

Я выглядываю сквозь подвальное окошко на улицу, туда, где находятся знакомые мне щели. Там толпятся крысы – раздраженные, злые, кусают друг друга. Пробиться поближе к дыре, поближе к спасительному колодцу. Страх заставляет нас драться, отпихивать друг друга, кусать. Страх толкает меня вниз. Сверху на город опускается угрожающий, яркий, белый свет…

Воздух дрожит, земля трясется…

Стены рассыпаются с оглушительным грохотом. Я уже внизу, среди ошеломленных, в ужасе удирающих со всех ног крыс.

Глубже, ниже. Серая масса заполнила туннели и коридоры. Каменные своды дрожат над нами от падающих бетонных блоков, перекрытий, стен. Я переплываю через грязный поток смешанной с пеплом воды, вылезаю на каменный край на противоположной стороне. Все дрожит, трясется, рушится. Но отверстие, которое я ищу, пока ещё цело…

Крысы, тоже знающие эту дорогу, ныряют под каменную плиту.

Вниз, в лабиринт, в коридоры, промытые в камне подпочвенными водами, – к подземной реке, несущей свои воды под фундаментами убитого города.

Вниз. Между стенами, которые некогда здесь стояли, между растрескавшимися камнями проходит тропа нашего бегства от разбуженной людьми стихии, от гибели города, принадлежавшего не только людям, но и нам.

Вернутся ли крысы, как возвращались всегда? Выйдут ли из подземелий, пещер, засыпанных городов, зацементированных лесов, со свалок и кладбищ? Найдут ли в себе силы вновь расселиться по оставленным людьми пепелищам?

Мы из будущего, в том числе и я. Может, и я тоже.

Варшава 1979 – 1994