Потом они снова сидят, сжавшись в комочки, и сонными взглядами лениво выискивают очередную жертву или пищу, отличную от ежедневного пыльного зерна.
Они кашляют, хрипят, свистят, стонут, задыхаются, плюют кровью. Дышат, тяжело двигая боками. Из ноздрей течет серая слизь.
В воздухе, на стенах, на ступеньках – везде оседает серебристая пыль. Она ложится тонким, едва заметным слоем, но все же крысиные следы отпечатываются на нем достаточно четко – маленькие углубления от лапок с растопыренными когтистыми пальцами, за которыми тащится полоса от хвоста. Передвигаясь по помещению, крысы сдувают эту пыль и вместе с воздухом вдыхают взвесь в свои легкие. Вибриссы, брови, усы, уши кажутся сверкающими от муки.
Но оседающая из воздуха пыль – это не только мука. Иногда её вкус бывает жгучим и острым, а иной раз – кисловатым. От этой пыли болят глаза, чешутся десны и язык. Я чувствую, что эта пыль опасна, что она куда опаснее внезапно бросающихся в атаку крыс, опаснее каменных жерновов и здешних людей – таких же вялых и кашляющих, как и крысы. Тех опасностей можно избежать, а эта невидимая пыль оседает на тебя даже тогда, когда ты спишь. Она проникает в организм вместе с воздухом и водой, которую мы пьем из деревянных бочек.
Я начинаю кашлять, задыхаться, с трудом глотаю слюну. Меня пугает этот внезапный удушающий кашель во сне. После него мне тяжелее дышится, а выдыхаемый воздух хрипит в горле и в легких.
Пора уходить отсюда. Надо отыскать тот город, из которого я когда-то пустился в странствия и в который все ещё хочу вернуться.
Спящий неподалеку от меня самец горит в лихорадке – он вдруг срывается с места и в бессознательном состоянии выбегает прямо под ноги людям. Тяжелые резиновые сапоги громко топают. Этот самец никогда уже не вернется под доски пола, где его малыши высасывают молоко из исхудавшей самки. Я могу занять его место – место у неё под боком. Кашель, стоны, чиханье. Я боюсь войти в нору, оставшуюся после него.
Как сквозь какой-то туман я вспоминаю Крысолова. Я потерял его. Оставил позади, там, в городке, во время очередного бегства. Я даже не помню, как и где это случилось. Если бы я оставался там дольше, он бы в конце концов убил меня, потому что он ведь всегда убивает крыс – даже самых хитрых и смелых. Обманывает их своей крысоподобной серостью, настигает, когда они не ждут нападения, и убивает. Действительно ли в тех подземельях я видел именно Крысолова? Ехал ли я и вправду в том вагоне, трясся ли среди багажа и узлов, дрожа от страха, что люди обнаружат меня и съедят? Катился ли вниз по каменной насыпи? Или по склону у выхода из глубокого подземелья? Где же я все-таки был? А может, все это только сны?
Меня терзают ненадежность, сомнительность тех дорог… Так же, как нагоняет ужас несомненность того, что я здесь, под полом скрипучей ветряной мельницы с расшатанными грохочущими крыльями, на которых оседает ядовитая пыль, вызывающая лихорадку, кашель и кровоточивость десен.
Люди больше не свозят сюда мешки, наполненные зрелым зерном. Нет зерна – нет и муки. Крылья ветряной мельницы со свистом рассекают воздух, а остановленные каменные жернова лишь вздрагивают.
Люди ходят сонные, голодные, пьяные, они кричат друг на друга и дерутся. Люди похожи на живущих вокруг них крыс, и вскоре они начнут атаковать, убивать и пожирать друг друга.
Вечером они садятся вокруг ящика, вливают в себя водку и жадно съедают все, что удалось добыть за день. Они воют, булькают, блюют, кашляют, плюют кровью – так же, как мы.
Я бы давно уже сбежал отсюда, если бы не боялся кружащих над холмом птиц. Я уйду, когда подуют сильные ветры или пойдет дождь, который мешает сорокам, скворцам и пустельгам вылетать на охоту.
Вопли, стоны, удары кулаков, грохот падающего под ударами ножа тела. Убитого выносят в вырытый под каменным фундаментом ветряной мельницы погреб и заваливают сверху камнями. Они не съедают его, оставляют… Столько пищи. Мы ждем, пока они уйдут, и добираемся до лежащего. Тело ещё хранит тепло жизни.
Уже несколько дней вокруг ветряной мельницы собираются люди. Они пытаются войти или хотя бы заглянуть внутрь. Те, которые внутри, прогоняют их, отпихивают, сбрасывают с каменной лестницы, толкают, бьют.
Полдень. Тепло. Клонит в сон. Я лежу на боку и смотрю сквозь щель в досках на скользящие тени.
И вдруг… Со стороны города… По доносящимся до меня запахам я понимаю, что именно в той стороне находится город. Оттуда движется тень, опасность, черта.
Читать дальше