Алесь Кожедуб - Уха в Пицунде

— Во-первых, не дурак, — оскорбился я, — а во-вторых, не русский.

— Как не русский?! — наклонился ко мне, словно обнюхивая, Султан. — У тебя кожа белый.

— Как говорят братья-хохлы, у нас у всех должны быть гарны волосся и здорова шкира.

— Что такой шкира? — навис надо мной Аслан.

— Шкира — это кожа. А я белорус, — взгрустнул я.

— Белорус тоже русский, — пренебрежительно махнул рукой Султан.

— Только беднее, — вынужден был согласиться с ним я. — Однако заметь: мы бедные — но не с вами. Слушай, а какого хрена они к Лукашенко прицепились? Какое их собачье дело, кого белорусы выбрали своим президентом?

— Кто при-це-пиц-ца? — осторожно осведомился Султан.

— Американцы!

— Э! — утратил он интерес к теме. — Америка свое получил. И еще получит.

«А ведь не договоримся мы с ними, — окончательно протрезвел я. — Но не потому, что у нас разный цвет кожи. Башка не та».

Я бросил под ноги пустую бутылку и шагнул в темноту. Из мест, подобных этой забегаловке, надо уходить не прощаясь.

За десять лет в родном городке Николая почти ничего не изменилось, но это уже был другой городок. Те же пыльные улочки, сбегающие к реке, палисадники с пионами и георгинами, заметь тополиного пуха, голенастые девчонки, парочками фланирующие по центральной площади, рыболовы под мостом. Машин стало больше, подержанных иномарок, но их теперь всюду как грязи. А лодки с реки почти исчезли.

То, что город стал чужим, Николай понял в баре. Не успел он взять сто грамм с бутербродом и сесть за столик, как к нему подкатился плюгавый мужичок.

— А хозяину? — заглянул он снизу в глаза.

— Это кто ж здесь хозяин? — брезгливо покосился на него Николай.

— Да мы щас тебя!.. — взвизгнул мужичок. — Пошли выйдем!

— Допью и выйду, — оглянулся через плечо Николай.

У выхода маячили двое молодцов с бычьими шеями, которых сейчас в родном отечестве не меньше, чем подержанных иномарок.

В прежние времена к подполковнику Васину никто из шпаны и близко не смел подойти. Но Васин, во-первых, в отставке, а во-вторых, из чужого стада, двадцать лет живет в Москве. Не пристало в пятьдесят махать кулаками, но куда денешься. С нынешними отморозками договориться трудно.

Николай отпил полстаканчика и осмотрелся. В баре было пусто. Бармен ковырялся под стойкой, делал вид, что ничего не произошло. За дальним угловым столиком сидели две пары ровесников Николая или даже старше. Он механически скользнул по ним взглядом — и задержался. Неужто Карась? Точно, он. Кореш его старшего брата Василия Карась всю жизнь провел в ходках. Как загремел в первый раз на нары за кражу, так и понеслась душа в рай. Просидел больше, чем прожил. Вася его жалел, подкармливал, когда Карась возвращался из очередной ходки, уговаривал идти к нему на завод. Вася уж третий год на городском кладбище, а этот еще в баре гуляет. Но это лучше, чем лежал бы он сейчас по соседству с братом.

Николай допил водку, дожевал бутерброд и направился к столику.

— Вова! Карась!

— Колька!

Они обнялись, трижды поцеловались. Николай краем глаза увидел, что замухрышка с отморозками исчезли за дверью.

— Садись, Колян, посиди с нами, — пригласил Карась. — У Тоньки день рождения, уважь сеструху.

Теперь Николай узнал и Тоню, младшую сестру Карася.

«М-да, — подумал он, целуя в дряблые щеки расплывшуюся тетку, — а ведь я когда-то бегал за ней, в параллельных классах учились».

Тоня всхлипнула и промокнула носовым платком уголки глаз.

— А что это твои ребята к людям цепляются? — кивнул Николай в сторону стойки. — Сто грамм не дают выпить.

— Кто не дает? — перестал наливать водку в рюмки Карась.

— Я заказал стаканчик, они требуют — налей хозяину. Я, конечно, послал их подальше. Они пригрозили морду набить. Непорядок.

— Щас разберемся, — привстал Карась. — Эльдар, подь сюда!

Бармен подбежал и услужливо склонился перед ним.

— Кто к нему приставал? — ткнул Карась пальцем в Николая.

— Ван со своими пьяный с утра ходит, — мельком глянул тот на Николая.

— А где смотрящий?

— В девять часов приедет.

— Позови.

Бармен ушел за стойку и взял в руки мобильник.

— Этот Ван кореец? — поинтересовался Николай.

— Какой кореец! — махнула рукой Тоня. — Ванька…

Под взглядом брата она осеклась.

— Давай за сеструху выпьем! — поднял рюмку Карась.

Выпили за Тоню, помянули Василия.

— А я четвертый день на свободе, — сказал Карась. — Скучаю.