Алесь Кожедуб - Уха в Пицунде

— Ты беднее Аслана. Зачем американца защищаешь?

— Из чувства справедливости! — приободрился я. — Этак любого можно убить.

— Я, чтобы убить, тысячу долларов плачу, — поиграл стаканом с напитком хозяин. — Зачем говоришь — любого?

«Шутит? — стал я соображать. — Или нет? Больно дешево — тысяча. Хотя у тебя и тысячи нет, ежели что. А кого ты собираешься убивать? Теща не считается, критик Ухватов тоже…»

Ход моих размышлений прервало появление личности в рваном комбинезоне, испачканном белой краской.

— Я этот хозяин убью! — громко сказал человек, глядя на меня. — Почему говорит — краска не тот?

У террориста был явный молдавский акцент, и я подумал, что его вряд ли допустят к столу в день празднования исторической даты одиннадцатого сентября. Базуки нет в руках, Или хотя бы ножа.

— Иди туда, — махнул рукой хозяин. — Не видишь — разговариваем? Аслан, покажи.

Аслан вскочил, взял террориста под руку и увел в темноту.

— Сослан, скажи. — Хозяин отщипнул виноградину и бросил себе в рот.

«Прямо Сталин, — подумал я. — Как его все-таки зовут?»

Сослан медленно встал, поднял руку со стаканом на уровень глаз:

— Всем знает — Америка нужен война. Зачем столько оружия взял? Ракеты, бомбы, — куда его дет? Теперь он скажет: тебя надо убит, его надо убит, Хуссейн, Арафат — всех надо убит! Народ ему «ура» кричит, он стал герой. Ты война хочешь? У тебя сын, дочка — не хочешь. Все равно война. Аллах все видит, Аллах Америка покарает!

Все, кроме меня, поднялись и выпили из своих стаканов до дна. Я покосился на бутылку «Баварии», сиротливо жавшуюся к ноге. Против войны можно бы выпить, и даже следовало бы, но за покарание нельзя. Эти станут карать, те, а в результате получится как всегда.

— Султан, ГАИ приехал, водка просит, — возник из темноты Аслан.

— Дай, — распорядился хозяин.

Только теперь я как следует рассмотрел его: полный, лысый, с золотой фиксой во рту, на безымянном пальце правой руки перстень с крупным камнем, над верхней губой тонкая ниточка усов. Добрый, видимо, человек, ни патрульным не отказывает, ни ГАИ, прохожего человека пригрел. Настоящий султан. У турецких султанов, правда, главной ценностью считался гарем, у этого гарема я что-то не наблюдаю. Не то что пары-тройки жен и десятка наложниц, — вообще нет особ женского пола, одна «Ауди» последней модели.

— Девка хочешь? — угадал ход моих мыслей Султан.

— Какая девка в наши-то годы, да еще в пятом часу утра? — усмехнулся я. — Домой надо идти. Сдаваться.

— Жена злой? — не отставал Султан.

— Обыкновенная, — зевнул я. — Сегодня, небось, все ваши по Москве гуляют, а, хозяин?

Султан стал выбирать на подносе персик получше. Надоел, видно, я ему.

Все гуляют, — вынырнул из темноты Аслан. — Исмаил на рынка салют хотел делать.

Хозяин что-то сказал ему на своем языке, Аслан ушел в палатку.

Я поднял голову и неожиданно для себя увидел звезды. Огненной рекой уходил в бесконечность Млечный Путь, он же Великий Воз. Мириады солнц дышали в его глубине, завораживали, уводили разум с земли в небо. Возможно, и души тех, кто находился в башнях и самолетах, мерцают сейчас пылинками среди этих солнц. Был, был у меня сон, когда мое сердце вырвалось из груди и унеслось в бездну, наполненную огнями. Там оно должно было взорваться, превратившись в огонь, но… Взорвалось какое-то другое сердце, мое осталось при мне.

Кстати говоря, а где сейчас души убийц, направлявших самолеты в башни? И есть ли у них души? Спросить бы об этом представителей нецивилизованных народов, но мы разговариваем на разных языках. Как же мы тогда будем жить друг обок друга в третьем тысячелетии? Устал, совсем я устал на этом празднике смерти.

Я посмотрел на бутылку «Баварии» в своей руке. Она была наполовину пуста. Н-да, нехорошо получилось. Но и в сторону ее уже не отставишь. Вот оно, помрачение разума от вина. Не хочешь делать — а сделал. Господи, прости нам прегрешения наши вольные и невольные…

— Ладно, нецивилизованные народы, — сказал я, поднимаясь, — кто хочет войны, тот ее получит. Но знаете, почему начинаются войны?

— Почему? — перестал жевать персик Султан.

— Потому что люди разделились на ваших и наших. И виноваты в этом вы.

— Мы?! — уставились на меня три пары черных глаз.

— Вы. Только в исламской религии награждается тот, кто убил гяура. А это и есть развязывание войны.

— Глупый ты, — сказал Султан и бросил на землю недоеденный персик. — Все русский дурак.

Он тоже стал говорить с акцентом.