Алесь Кожедуб - Уха в Пицунде

Я достал из кармана зеленую визитку и повертел в руках. Начальник. Но симпатичный мужик. Говорит, что думает. Вероятно, и делает, что хочет.

— Ты когда-нибудь татарка видел? — спросил Усман, очищая мандарин.

— В Москве их много, — уклонился я от прямого ответа.

— Очень красивые, — сказал Усман, отправляя мандарин в рот, — но злющие! Моя знаешь какая злая? Хуже, чем Иван Грозный.

— Зато красивая, — предположил я.

— Уже старая, я вторая жена взял, молодая.

— Вам, мусульманам, можно, — позавидовал я.

— Квартира ей сделал, — кивнул Усман Ильгизарович, — ребенка родил. Пусть воспитывает. Умру, хоть что-то останется.

— Зачем умирать, — возразил я, — еще поживем.

— Слушай, чуть не умер недавно! — сосед достал из кейса вторую бутылку, открыл и налил себе в стакан. — Я сам хирург, кандидатский диссертация написал, в Татарстане таких нет. Заболел живот, ни ходить, ни спать не могу. Мне два лучших хирурга вскрыли живот — ничего не нашли. А он болит! Тогда мне сказали: «Есть в Казани опытная еврейка, иди к ней». Я пришел, она посмотрела на меня. «У тебя селезенка гниет», — говорит. Слушай, какая умная!

— И не татарка, — сказал я.

— Татарки только красивые, — махнул рукой Усман, — и злющие. Хуже не бывает. Ты татарка знал?

— Не доводилось.

— Потому и не пьешь. Счастливый! А я пью. У нас иммунитета нет.

Он снова налил и выпил.

— Ну и что с селезенкой? — спросил я.

— Вырезали, — вздохнул Усман, — теперь пить совсем не могу. Алкоголь сразу в кровь поступает. Но писатели очень бедные. И глупые.

— Что, сталкивались с ними?

— Я замглавы администрации работал, писатель ко мне приходит: «Дай денег!» Я говорю: «Ты напиши, я дам». Нет, никому они не нужны. Против начальства напишут — их бьют. За начальство напишут — тоже ругают. Дураки! Ты напиши книгу, может, деньги заплатят. Или к нам в Татарстан приезжай.

— За деньгами?

— Ну да! — чувствовалось, Усман Ильгизарович от глупости писателей устал. — У нас нефть, начальники, книгу про них напишешь — деньги дадут. Много денег…

Он, не раздеваясь, лег на кровать и захрапел.

Я вышел на лоджию и осмотрелся. Панорама с двадцатого этажа открылась великолепная. Море с барашками волн, горные хребты, поросшие лесом, ясное небо над головой — что может быть лучше? Но книгу написать мне здесь не удастся. Во-первых, красота, не дающая собраться с мыслями, а во-вторых, татарин, храпящий на кровати. Начальник, но симпатичный мужик. Разговаривать с ним мне было отнюдь не противно.

Я возвратился в номер.

— Татары пьют, — пробормотал с кровати Усман Ильгизарович.

— Ваш президент республики татарин или мишарин? — спросил я, особо не рассчитывая на ответ.

Сосед перестал храпеть.

— Татарин, — посмотрел он на меня абсолютно трезвыми глазами. — Но все его заместители мишары. И наш министр тоже.

Он снова захрапел.

Все последующие дни я ездил — Ботанический сад, дендрарий, чайные плантации, Красная Поляна, горная пасека. В ресторане императорского охотничьего дома отведал «форель по-царски». Среди пальм в дендрарии я вдруг поймал себя на мысли, что уже около десяти лет не рыбачил у себя на родине. И не только не рыбачил, но и не собирал грибы или ягоды. А реки лучше Ислочи нет нигде. Холодная и чистая, она продирается сквозь Налибокскую пущу, и на галечных перекатах в ней стоят голавли, под обрывистыми берегами — хариусы, а по всей реке гуляет форель-стронга. О налимах не говорю, в Белоруссии они считаются обыкновенной рыбой. Сунь руку под любую корягу, и если не цапнет за палец рак, вытащишь налима, ментуза, в некоторых местах — меня.

Я ощутил неодолимую тоску по своим рекам — Днепру, Неману, Припяти, Ислочи, Цне. И пусть они загажены радиацией и мазутом, пусть берега их давно не те, что сорок лет назад, пусть вокруг твоей палатки за ночь не вырастает штук пять подосиновиков и не встречает тебя у выхода из нее недовольный бобер, сочинским красотам до этих рек далеко. Не только сочинским, но и майамским, хотя там я не был. Саня зовет к себе в гости, но как туда выбраться бедному писателю? Бедные и глупые, сказал Усман Ильгизарович, и был абсолютно прав.

По ночам время от времени я просыпался от булькающих звуков. Поначалу сосед наливал водку в стакан, затем стал пить из горла. При этом он совсем не закусывал, что вызывало беспокойство.

— Как симпозиум? — спросил я Усмана Ильгизаровича, когда он ненадолго пришел в себя.

— Идет.

— Вы один в делегации или еще кто?