Алесь Кожедуб - Уха в Пицунде

— Да я две бутылки!.. — выпучил глаза дядя Коля — и осекся.

— В карьерах наловили, — пришел ему на помощь я.

— И тебя брехать научил? Лида, ты погляди, сколько рыбы!

— Может, бреднем наловили, — сказал мама.

— Нет у него бредня, — отмела ее заступничество тетя. — Украл бредень — другое дело. Забирайте рыбу и пошли на Вишенский. Утекать надо, пока не пришли.

— Разве к тебе приходят? — удивилась мама.

— Ко мне уже из-за двоих идут, — махнула рукой тетя Нина. — То этого ищут, то Петьку. Вся Костюковка их боится…

— И правильно делает! — поднял мешок дядя Коля. — Айда на Вишенский, тут спокойно поесть не дадут.

Улица, ведущая к Вишенскому, засыпана шлаком, он хрустит под ногами. Впереди с мешком идет дядя Коля, за ним вереницей остальные. Мы с Витькой шагаем в хвосте.

Уже видны хаты с кронами деревьев Вишенского. По правую руку остается кладбище, на котором лежит много маминой родни. Полевая дорога огибает его и пропадает в Вишенском. В поле наконец исчезает запах Кильдыма. Я останавливаюсь и несколько раз делаю глубокий вдох-выдох. Пахнет настоящей землей, травами, еще чем-то, от чего кружится голова. Витька смотрит на меня, раскрыв рот.

— У нас в Кильдыме рот разевать нельзя, — донесся до меня голос дяди Коли, — чуть что…

— Когда я уже с этого Кильдыма съеду, — перебила его тетя Нина. — А ты, ей-богу, рад, что дурак…

Она неожиданно затянула песню, которую они с мамой всегда поют на два голоса в застолье:

Песню никто не подхватывал, и голос тети Нины одиноко летел в поле. Не было ни Кильдыма, ни ссор, ни карасей — лишь земля, небо и песня.

— Миколюкас, налей.

Юзас сказал это по-литовски, но я понял. Да и как тут не понять, если речь шла о бальзаме. Самом лучшем, самом древнем, самом вкусном литовском бальзаме, изготовленном на меду.

Мы, гости, стояли полукругом с кружками в руках. Юзас, бодрый мужичок в годах, расхаживал по своим владениям, одновременно похожим на спиртзавод, мельницу и хлев. Витас, главный редактор журнала «Яунимо грятос», который и привез нас к знаменитому Юзасу, шагал за ним, высоко поднимая длинные ноги. Чем-то они напоминали птичью пару — сгорбленную цаплю и важного аиста.

Наша кумпания была «невелька, але бардзо пожондна». Главные редакторы литовского, латышского и эстонского молодежных журналов. Заместитель главного редактора украинского журнала. И я, рядовой сотрудник белорусской «Молодости».

Витас, Имант и Тойво были истинные прибалты: высокие, холодно-молчаливые, застегнутые на все пуговицы. Узлы галстуков у них так подпирали подбородки, что не позволяли опускаться голове. Они смотрели на нас, мелких хохла с бульбашом, свысока, скашивая вниз зрачки глаз. Так смотрит на чужого человека пугливый конь: вдруг схватит под узду и поведет черт знает куда? Мы для этих — литовца, латыша и эстонца — были чужаками. Верткими мышами под ногами мирных слонов. Идут себе слоны по своим слоновьим делам, ломают на деревьях ветки, едят листья. А внизу серыми шариками катятся под ноги бедолагам страшные чудища. Маленькие, гадкие, непонятные, готовые впиться острыми зубками между пальцев ног. В самое нежное, самое интимное место слона. Недолго и потерять голову, затрубить, помчаться по саванне неведомо куда, топча все и вся…

В этом году главные редакторы молодежных журналов Прибалтики и Белоруссии собрались в Вильне. Каждый год они собирались чествовать победителей публицистического конкурса, обсудить свои насущные дела, опрокинуть рюмку-другую. Традиция! Сначала, правда, это был чисто прибалтийский конкурс. Но несколько лет назад литовцы, латыши и эстонцы посчитали, что можно допустить на конкурс белорусов. Хоть и славяне, но балтославяне, несколько веков жили с ними в одном государстве. Пусть приобщатся к Европе, пусть. А в этом году основатели конкурса пригласили и украинцев. Мало нам балтийского союза, — хотим черноморско-балтийский.

И славяне, конечно, все испортили. От Украины вместо главного редактора приехал всего только заместитель главного редактора. А белорусы, лапотники, руководителем делегации из двух человек прислали рядового сотрудника.

Олекса Михайлович, украинец, сразу стал путать литовца с латышом, того с эстонцем, и говорил он со всеми только по-украински. Меня, «братку-белоруса», он просто не замечал, считал то ли шофером, то ли переводчиком, который плохо владеет украинским.