— Брешешь, — говорит Мутный. — Не может такого быть.
— Может. Сам видел.
— Ну вот, — говорю я, — сам видел, а говоришь, что генералы скачут по горам, как сайгаки. Не могут они, не поедут из гостиницы никуда.
— А все же интересно, что будет, если завалят генерала? — вновь спрашивает Пинча. Лёхин рассказ не произвел на него никакого впечатления, он просто принял его за сказку и всё. — Если генерала завалят, выплатят ли его вдове пособие или нет? И как выплатят — привезут на дом или она вместе с нами будет стоять в очередях в финчасти и писать письма в газеты — мол, помогите, мужа убили, а государство забыло. У нас в полку перед отправкой много таких солдатских матерей пороги околачивали.
Мы не раз видели этих женщин в очереди к государству. В очереди за элементарным состраданием, за сочувствием, за уважением к матери, отдавшей Родине самое дорогое, что у неё было — жизнь сына, и взамен не получившей ничего, даже денег на его похороны. От них везде отмахивались, от этих матерей. Сейчас и мать Мухи и мать Яковлева тоже, наверное, обивают где-то пороги.
— Ну нет, генеральской-то вдове уж точно сразу все выплатят, — считает Фикса. — Это все ж таки генерал, а не какой-нибудь зачморенный Пиноккио, каких можно сотню в день навалить и не жалко. А генералов у нас мало. Небось, сам президент каждого по фамилии знает, — он задумывается над своим открытием. — А интересно, как это, когда Президент с тобой за ручку здоровается…
В конце концов, спор прекращает Аркаша.
— Не важно, генерал ты или полковник, — говорит он, — важно, какую ты должность занимаешь. Быть вдовой начальника службы расквартирования войск и вдовой командующего каким-нибудь забайкальским округом совсем не одно и то же, даже если командующий округом и выше по званию. И ни хрена их президент не знает, генералов у нас тьма тьмущая. Они вон в Министерстве обороны дневальными ходят и очки пидорасят, там солдат нет, и генералам самим приходится с тряпкой на коленях ползать, лампасы протирать. Это мне один полковник рассказывал, когда мы дело заводили по его заявлению. Его генерал избил и сломал зуб, а он за это стуканул на него, мол, тот дачу себе строит из ворованных материалов и ещё солдат заставляет пахать на строительстве. У них там тоже дедовщина будь здоров.
Я Аркаше не верю, мне кажется сомнительным, чтоб в самом Министерстве обороны была дедовщина. Хотя, черт его знает, почему бы и нет. Генералы ведь не из сахарного теста лепятся, наверное, тоже когда-то были лейтенантами. Ещё две таких войны и наш комбат тоже станет генералом, уйдет на повышение и будет там всех дубасить. Что в этом такого?
Наконец на плац выходит командир полка в сопровождении комбата. Мы замолкаем.
— Здравствуйте, товарищи! — кричит полкан, словно перед ним парад на Красной площади, а не полуукомплектованный батальон.
Он начинает рассказывать нам про пьянство: называет ублюдками и алкашнёй и грозится каждого вздернуть за ноги на этой вот самой дыбе, которую так остроумно придумал наш комбат. Он всецело одобряет это нововведение и посоветует командирам других батальонов перенять наш опыт. И пускай солдаты даже не вздумают ему жаловаться на неуставные взаимоотношения, с пьянством и воровством он будет бороться! После этого он долго говорит что-то о долге, с честью выполненном нами в горах, о том что Родина не забудет своих героев и прочую чушь.
Он вышагивает перед нами на негнущихся ногах, оттопырив вперед пивное пузо и рассказывает, какие мы молодцы.
— Обосрал, а теперь облизывает, — замечает Мутный.
— А знаете что? — говорит Аркаша, хитро прищурившись. — Полкана-то нашего назначают заместителем командира дивизии. На повышение пошел, теперь генералом будет. За удачно проведенную контртеррористическую операцию полковник Вертер представлен к званию Героя России. У меня в штабе полка землячок есть, он сам наградной лист видел.
— Не может такого быть! — говорит Олег. — Он же трус! Он же на передовой был один раз! Полбатальона положил за какой-то вшивый бугорок да так и не взял его! Таких расстреливать надо, не может быть, чтобы он стал генералом, да ещё и Героем!
— Это для тебя — вшивый бугорок, а в его донесениях — стратегически важная высота, обороняемая превосходящими силами противника. И лезли мы не в лоб трое суток, а выполняли тактический маневр, в результате которого боевики были вынуждены оставить свои позиции. Все зависит от того, как подать. Что ты как ребенок, в самом деле. Война же не здесь делается, а в Москве. Ты что, не согласен с тем, что ты герой? Может, ещё и от медали откажешься?
Читать дальше